— Тебе что-то все-таки нужно! — Он заглянул в ее глаза. Странное чувство — ты и могуществен и беспомощен одновременно. Получается, не так уж сильно отличаешься от других.
Эллисон невозмутимо встретила его взгляд.
— Да, наверное, мне что-то нужно. И я скажу тебе, что, — заговорщически прошептала она. — Полжизни отдала бы сейчас за приличный сэндвич с ветчиной! Здесь все так вкусно, но уж больно порции малы — пришлось бы клевать целую неделю, чтобы наесться.
— Перестань, Элли! Скажи, чего ты хочешь, и хватит этих игр! Дело в малыше, верно? Тебе нужны деньги для него. Прекрасно! Ты их получишь. Но если хоть слово об этом просочится в прессу, то... — Он не закончил.
— Ах ты, напыщенный, избалованный сопляк, — процедила Эллисон сквозь зубы. — Я еще не встречала никого, кто был бы так зациклен на самом себе, как ты, Якоб фон Как-там-тебя!
— Я предлагаю тебе любую сумму, какую ты назовешь, для ребенка, которого я в глаза не видел, — возразил он. — И даже не уверен, что он мой! Мне кажется, что предложение чертовски щедрое, леди!
— Вот именно поэтому ты и заслуживаешь всех тех эпитетов, которыми я тебя наградила. Мне не нужны твои деньги, Якоб! Мне надо, чтобы ты ушел и оставил нас с сыном в покое. Пропусти меня! Я хочу уехать.
И он понял. Ей действительно ничего от него не было нужно — только чтобы он оставил ее в покое. Впервые в жизни он встретил женщину, которая не собиралась использовать его. Власть, деньги, престиж, право хвастаться, что спала с принцем... Она отмела все! Что же делать?
Он догнал ее уже у трапа.
Томас, сурово нахмурившись, встал между ними.
— Ваше королевское высочество, возможно, леди предпочитает побыть в одиночестве в ожидании катера.
Якоб не верил своим ушам. Они объединились против него!
— Я ничего ей не сделал!
— Принц действительно не причинил мне вреда. Я... я просто устала, и мне пора домой. — Эллисон с благодарностью протянула руку Томасу.
Англичанин с секунду внимательно изучал ее лицо, потом пожал руку и отступил назад.
— Я сейчас вызову катер, — негромко сказал он. — И буду поблизости, если вам что-нибудь понадобится, мисс.
Она кивнула и, отвернувшись, уставилась на воду.
Якоб наклонился над Эллисон.
— Ты права, — прошептал он. — Тому, как я поступил с тобой, нет никакого оправдания. Когда я ушел от тебя так... Я всегда так поступал. Научился пользоваться тем... тем, кто я есть.
— А какая разница, кто ты есть? — тихо спросила Эллисон. — Ведь чувства имеются у всех. Когда тебя бросают, это больно — и совсем не зависит от того, кого ты любила — бедняка или миллионера...
Он покачал головой. Как объяснить, чтобы она поняла?
— Я не должен был заходить с тобой так далеко. Это моя вина, не твоя. Я могу жениться только на женщине королевской крови...
Ее взгляд задумчиво скользил над водой, пронизанной серебряными нитями лунного света.
— Значит, от простолюдинок вроде меня ты всегда так сбегал?
Простолюдинка! Что за нелепое слово! И уж во всяком случае, не для Эллисон. Вот уж кого никак не назовешь обыкновенной женщиной, думал он.
— Видишь ли, придет время, и я буду вынужден выбрать жену-аристократку.
— Очень интересно, — сухо заметила Эллисон. — И когда же такое время наступит?
— В конце этого года, в Рождество.
Эллисон прикрыла глаза. Бедный Якоб!
Стоит пожалеть его, не так ли?
— Вот как, оказывается, распланирована твоя жизнь. Тебе позволено выбрать жену из горстки одобренных двором женщин, и ты должен жить с нею до конца жизни?
— Ну, не совсем так... — Якоб смущенно откашлялся.
Он вздохнул, оглянулся на Томаса, который разговаривал с кем-то из гостей, наверняка принося им необходимые извинения за плохое настроение принца.
— Я хочу все тебе объяснить. После того, как я так... обошелся с тобой, это самое малое, что я могу сделать. Ты не могла бы остаться ненадолго, когда все разъедутся?
— Я... я не знаю, — с сомнением ответила Эллисон. — Я оставила ребенка с сестрой. Диана и так весь день возилась с целой оравой малышей.
— Позвони ей и спроси. Пожалуйста! — Это слово далось ему нелегко. — Мне нужно поговорить с тобой наедине.
Она сжала губы и, глядя на темнеющий горизонт, нервно побарабанила пальцами по медному поручню.
— Не знаю, разумно ли это...
— Обещаю тебе, Элли: против твоего желания я не буду ничего предпринимать.