— Химеры — порождение извращенного волшебства, но это не означает, что они перестают быть живыми существами, со своими природными особенностями. В основном они порождаются змеями, поскольку вылупляются из яиц. Они хладнокровные, и проводят всю зиму в спячке, или как можно больше отлеживаясь на солнце. Они вылетают только летом.
— Так почему же эта объявилась сейчас? — стараясь следовать его рассуждениям, спросила я.
— Скорее всего, это нечто иное, а тот запыхавшийся деревенщина внизу просто испугался собственной тени, — ответил Дракон, но на мой взгляд «запыхавшийся деревенщина» вовсе не показался дураком или трусом, и кажется сам волшебник не слишком верил собственному объяснению. — Нет, не этот красный, идиотка! Это пекло. Химера, если представится, может пить его галлонами и ее следующий выводок превратится в настоящих драконов. Красно-фиолетовый, тот, что на два дальше. — Оба этих флакона на мой взгляд были красно-фиолетовыми, но я быстро поменяла пузырьки местами и подала тот, что он хотел. — Ладно, — сказал он, закрывая ящичек. — Ничего не читай, и, если можешь, ни к чему не прикасайся в моей комнате, а также постарайся до моего возвращения не превратить это место в груду камней.
Только сейчас я поняла, что он оставляет меня совсем одну. Я в отчаянии уставилась на него:
— Что мне тут одной делать? А не могу я… отправиться с вами? На долго это?
— На неделю, месяц или навсегда, если меня будут отвлекать всякими особенно неловкими поступками, и позволю химере порвать себя на кусочки, — рявкнул он в ответ: — что подразумевает «нет, нельзя». А ты, насколько это возможно, не делай абсолютно ничего.
Он выбежал прочь, а я помчалась в библиотеку и уставилась в окно. Двери закрылись за волшебником, едва он сошел по ступеням. Гонец уже был на ногах.
— Я заберу твою лошадь, — услышала я Дракона. — Ступай в Ольшанку, я оставлю ее там и возьму свежую. — Тут он запрыгнул в седло и властно двинув рукой, прошептал какие-то слова. Перед ним в сугробе возникло небольшое пламя, которое покатилось, словно шар, впереди, растапливая до земли снег по середине дороги. Он тут же поскакал рысью следом, несмотря на то, что лошадь от страха прижала уши. Я решила, что заклинание, которое перенесло его в Дверник и назад не работает на таком большом расстоянии, или он может пользоваться им только на своей территории.
Я простояла в библиотеке, пока он не исчез из вида. Его общество никогда не казалось мне приятным, и все же с его отъездом башня резко опустела. Я хотела было отпраздновать его отбытие как настоящий праздник, но не была для этого по-настоящему уставшей. Я немного повышивала свое одеяло, а потом просто села у окна, таращась на долину: на поля, деревни и любимый мною лес. Следила, как стада коров и овец ведут на водопой, как по дороге проезжают одинокие сани или случайный всадник, а в прочее время, как снег гонит поземку. Наконец я задремала, прислонившись к раме. Проснулась я внезапно в темноте и увидела цепочку горящих почти во всей долине огней.
Я сонно уставилась на них. Какое-то мгновение я думала, что это вновь зажгли новогодние огни. До того я всего лишь три раза в жизни видела, как загорается сигнальный огонь: Зеленым летом, один раз из-за снежных кобылиц, которые появились из Чащи, когда мне было девять, и еще один раз, когда плетущаяся лиана за одну ночь оплела четыре дома на окраине. Это было летом, когда мне исполнилось четырнадцать. Каждый раз Дракон приходил на зов, отбивал нападение Чащи и уходил.
В нарастающей панике я отсчитала огоньки, чтобы понять, откуда исходит тревога, и застыла от страха: их было ровно девять в ряд вдоль Веретянницы. Девятым по счету был Дверник. Помощь требовалась именно моей деревне. Я стояла, пялясь на огни, и тут до меня дошло, что Дракон уехал. Сейчас он должен был уже успеть добраться до перевала, направляясь в Желтые болота. Он не увидит огней, и даже, когда кто-нибудь передаст ему известие, прежде всего ему придется расправиться с химерой… на что, по его словам, уйдет неделя… и нет никого, кто мог бы помочь…
Именно в это мгновение я поняла, какой была дурой. Я не думала о волшебстве, о своем волшебстве, как о чем-то полезном до этого-самого момента, когда осознала, что кроме меня никого нет. Все, что во мне есть, как бы мало этого ни было, худого и нескладного, недоученного, было куда больше, чем есть у всех в нашей деревне. Им нужна помощь, и я единственная могу им помочь.
Пережив это цепенящее мгновение, я повернулась и бросилась в лабораторию. Превративший меня в камень серый флакончик я взяла с замиранием сердца. К нему я прихватила пекло, и еще эликсир, который Дракон использовал для спасения жизни принца. А так же один зеленый, про который он упомянул, что он для выращивания растений. Я не имела ни малейшего понятия, какую они могут принести пользу, но, по крайней мере, я знала, как они работают. Про другие я ничего не знала, даже как их звать, так что постаралась до них не дотрагиваться.
Я притащила флаконы к себе в комнату и лихорадочно принялась рвать остатки платьев на ленты, связывая их узлами в веревку. Когда на мой взгляд она получилась достаточной длины, я выбросила ее за окно и перегнулась. Было темно, внизу не было света, чтобы понять, хватило ли веревки до земли или нет, а у меня не было иного выхода, кроме как проверить на себе.
Еще раньше, среди других своих вышивальных проектов, я сшила пару сумок из платьев, поэтому я сложила флаконы в одну из них. Хорошенько присыпала их обрезками ткани, и перекинула сумку через плечо. Я старалась не думать о том, чем я занимаюсь. В горле засел комок, но я схватилась за веревку обеими руками и перегнулась через подоконник.
Я лазила по старым деревьям. Особенно я любила могучие дубы — на них можно было забраться всего лишь с куском веревки, перекинув ее через сук. Это был не наш случай. Камни, из которой была сложена башня, были очень гладкими, и даже щели между ними были узкими и залеплены раствором до самых краев, так что он не потрескался, и не осыпался со временем. Я сбросила обувь на землю, но даже босые ноги скользили по поверхности. Весь мой вес приходился на шелковую веревку, плечи стонали от напряжения, а мои ладони намокли от пота. Я скользила и сползала вниз, а время от времени просто висела мешком. Сумка на моем плече раскачивалась из стороны в сторону и тянула вниз, пузырьки позвякивали внутри. Я продолжала спускаться, потому что ничего другого мне не оставалось. Подняться наверх будет труднее. Я уже начала размышлять, не отпустить ли руки, что подсказало мне, что силы на исходе. Я уже наполовину уговорила себя, что в падении нет ничего дурного, как больно ушибла ногу о замерзшую землю, спрятавшуюся под шапкой неглубокого снега у самой стены башни. Я вытащила свою обувь из сугроба и помчалась по расчищенной Драконом дороге в Ольшанку.
Когда я возникла у них на пороге, они сперва не знали, как со мной поступить. Я ввалилась, пошатываясь, в таверну одновременно промокшая от пота и продрогшая до костей. Волосы сползли с головы и застыли клочками у лица, там, где их касался пар от моего дыхания. Я не знала никого из присутствующих, но все же узнала мэра, хотя ни разу с ним не разговаривала. Они бы приняли меня за сумасшедшую, но тут же оказался Борис — отец моей одногодки Марты — который присутствовал на смотринах.
— Это драконова девица. Дочь Андрея.
Никто из избранниц еще ни разу не покидал Башню раньше десятилетнего срока. В отчаянии от сигнальных костров, я было решила, что они скорее кинуться бороться с тем, что подкинула Чаща, чем с тем, что на их голову навлекла я: одновременном очевидная проблема в моем лице и весьма сомнительная помощница.
Я объяснила, что Дракон отбыл в Желтые болота, и что мне нужен кто-то доставить меня в Дверник. Они без всякого удовольствия поверили в первое, и я быстро поняла, что они не горят ни малейшим желанием выполнять второе, сколько бы я не твердила о своих уроках волшебства.
— Ты отправишься ко мне и там заночуешь под присмотром моей супруги, — отворачиваясь, объявил мэр. — Данушек, отправляйся в Дверник. Нужно дать знать, что им придется продержаться, пока мы не соберем необходимую подмогу. А пока отправим гонца в горы…