Быть может Дракону было известно средство исцелить стадо. Но мне нет.
— Придется их сжечь, — ответила я. — Надеюсь, он потом все уладит, но я не могу придумать ничего другого. — Но, если сказать честно, помимо ужаса и чувства утраты, я была неизмеримо рада. По крайней мере, на нас не напало никакое огнедышащее чудовище или неизвестный мор, с которым я бы не знала, что делать. Я вынула флакон с пеклом и показала Касе.
Когда мы прибыли в Дверник, со мной не стали спорить. Наша старейшая женщина Данка, как и люди в Ольшанке, и сама Кася, была удивлена, увидев меня, выбирающуюся из саней, но у нее были заботы покрупнее.
Все здоровые мужчины до единого, а также женщины покрепче, несмотря на озябшие руки и лед под ногами, с помощью вил и зажженных факелов посменно сдерживали запертых в загоне бедных пострадавших животных. Остальные жители старались уберечь их от обморожения и голодной смерти. Это была гонка на истощение, и наша деревня терпела поражение. Они уже пытались развести огонь и сжечь стадо, но было слишком холодно. Дрова никак не хотели разгораться, и коровы быстро разбивали сложенные поленницы. Едва я рассказала Данке, что у меня есть, как она кивнула и отправила всех, кто не был занят, обкопать загон, чтобы создать преграду огню.
Потом она повернулась ко мне:
— Нужно, чтобы твой отец и братья привезли больше дров, — без обиняков сказала она. — Они отдыхают дома после ночной вахты. Я бы могла послать за ними, но когда тебе придется вернуться в Башню, будет хуже и тебе и им. Пойдешь?
Я нервно сглотнула. Она конечно права, но и я не могла ничего ответить, кроме «да, пойду». Кася по — прежнему не отпускала меня, и мы вместе побежали через всю деревню ко мне домой.
— Зайди ты первой, — предложила я, — подготовь их, ладно?
Поэтому, когда я вошла внутрь, я застала матушку уже плачущей. Она не заметила моего платья, увидев лишь меня. Мы так и сидели, обнявшись, прямо на полу в море бархата, пока отец с братьями, потягиваясь, выбирались к нам, ничего не понимая спросонья. Наши слезы не унялись даже когда мы сказали друг другу, что некогда реветь, и я сквозь слезы передала отцу, что мы собрались предпринять. Мои родные отправились на конюшню запрягать лошадей, с которыми, по счастью, ничего не случилось. Я воспользовалась случаем и еще посидела за кухонным столом с матушкой. Она плакала, не переставая гладить меня по голове.
— Мамочка, он меня не тронул, — сказала я ей, умолчав о принце Марике. — Он хороший.
Она ничего не ответила, только снова меня погладила.
В избу заглянул отец, сказав, что они готовы, и мне пора.
— Подожди, — сказала матушка и исчезла в опочивальне. Она появилась оттуда с узлом, в который были завязаны мои платья и другие вещи. — Я хотела весной передать их кому-нибудь из Ольшанки, чтобы они доставили их в Башню тебе вместе с праздничными дарами, — объяснила она. — Она снова поцеловала меня, и чуть дольше обычного задержала в объятьях. Было больно. Куда больнее прежнего.
Отец заворачивал в каждый дом, и мои братья собирали все дрова из поленниц до последней щепки и грузили в сани, в которые были вставлены высокие слеги, чтобы груз не высыпался. Когда сани наполнились, мы отправились к стойлу, и я наконец впервые увидела бедных животных.
Они больше не были похожи на коров. Их тела раздулись и изменили форму. Рога выросли, став большими, тяжелыми и кривыми. Там и здесь из их тел торчали стрелы, и даже несколько глубоко засевших копий, казавшихся жуткими шипами. То, что являлось из Чащи порой трудно было убить, не отрубив головы или не испепелив огнем. От ран они только больше зверели. У многих животных передние копыта и грудь почернели от копоти потушенных ими ранее костров. Животные сгрудились у деревянной изгороди, бодаясь своими чудовищными рогами и мыча странно обычными голосами. Их сдерживали жители, стараясь оттеснить их назад, выставляя против них колючий лес из вил, копий и заостренных кольев.
Большая часть женщин была занята обдиранием сухой травы с земли рядом с загоном, вокруг которого в основном уже очистили от снега. Работой управляла лично Данка. Она показала моему отцу, куда подвести сани. Приблизившись к стойлу, наши лошади нервно заржали, почуяв в воздухе скверну.
— Мы управимся до полудня, — сказала старшая. — Тут сложим дрова вперемешку с сеном, а потом зажжем веществом факелы и бросим туда. Постарайся потратить немного, на случай, если придется попробовать еще раз, — добавила она, и я согласилась.
Проснувшиеся приходили нам на подмогу в нашем последнем рывке. Все до единого знали, что, когда мы зажжем огонь, животные попробуют вырваться и нас затоптать. Поэтому все, кто мог держать в руках копье, присоединились к оцеплению. Остальные начали носить в стойло охапки сена, раздирая связывавшие их веревки, чтобы кинутые вязанки рассыпались шире. Мои братья перекидывали внутрь поленья. Я с пузырьком в руке нервно ждала рядом с Данкой, чувствуя, как в ладони нетерпеливо бурлит и ждет волшебное пламя, пульсируя словно, знает, что скоро придет его час. Наконец Данку удовлетворили приготовления, и мне протянули первый факел для поджога: длинную сухую палку с расщелиной посредине, в которую вставили сено и обмотали вокруг тряпками.
Как только я сломала печать на флаконе, пекло попыталось взреветь и вырваться из бутылочки. Я поняла, что нужно защелкнуть стопор обратно. Зелье покорно утихомирилось, и я отстегнула стопор и осторожно капнула, по счастью, крохотной каплей, на самый конец замотанной коряги. Она вспыхнула мгновенно так, что Данке едва хватило времени перекинуть ее через ограду. Она тут же, поморщившись, сунула руки в сугроб. Ее пальцы успели обжечься и покраснеть. Я была занята, борясь со стопором, и когда подняла голову, уже полстойла пылало, а животные дико ревели.
Всех поразила сила волшебного огня, хотя все мы слышали сказки про зелье пекла, которое упоминалось во множестве баллад о битвах и осадах замков, а еще истории о его изготовлении. Говорили, что за единственный пузырек пекла платили тысячекратную стоимость его веса золотом, а для того чтобы его приготовить нужны были каменные котлы и очень искусные волшебники. Я предусмотрительно не стала упоминать, что взяла зелье в Башне без спроса. Если Дракон рассердится, то лучше пусть злится на меня одну.
Но одно дело сказки, другое — увидеть все собственными глазами. Мы были к этому не готовы, а больные животные обезумели. Десяток коров собрались вместе и бросились на заднюю стену стойла, не обращая внимания на выставленные копья и вилы. Мы боялись не только укусов или рогов, но даже прикасаться к этим животным. Скверна распространялась очень быстро. Несколько защитников упали на землю, Данка резко закричала: ограда начала поддаваться.
Путем долгих усилий и мрачного упорства Дракон сумел научить меня паре небольших заклятий для починки и ремонта, ни одно из которых не выходило у меня как надо. Попробовать меня подтолкнуло отчаяние. Я взобралась в пустые отцовские сани, указала на ограду и произнесла: «Paran kivitash farantem, paran paran kivitam!» — Можно с уверенностью сказать, что кое-где я пропустила пару слогов, но оказалась близка к оригиналу: самая крупная и уже треснувшая слега превратилась в целую, и внезапно покрылась почками и листиками, а старые железные скобы укрепились.
У единственной устоявшей на ногах Старой Ханки, которая потом заявляла: «я слишком стара, чтобы помирать», отмахиваясь от похвал за храбрость — оставался в руках лишь обломок грабель. Остальная часть была давно отломана и застряла между рогов одного из быков. Вдруг ее обломанная палка превратилась в заостренную стальную пику, которой она тут же ткнула в открытую пасть одной из коров, прущих на ограду. Пика легко пронзила голову чудовища насквозь и вышла из затылка. Огромное чудовище мгновенно рухнуло замертво на землю рядом с оградой, загородив остальным дорогу.
Это был самый напряженный момент противостояния. Мы сумели продержаться еще пару минут, и дело пошло легче. К тому времени все животные уже были охвачены огнем, разнося по округе невыносимую вонь жженой плоти, от которой скручивало желудок. Запаниковав, они утратили свою хитрость и превратились в обычных испуганных животных, которые бесплотно бросались на стены по одному, пока их окончательно не поглотило пламя. Я использовала восстанавливающее заклятие еще два раза, и под конец висела на плече у Каси, оказавшейся рядом, чтобы меня поддержать. Дети постарше носились вокруг с ведрами полу — растаявшего снега, туша каждую отлетевшую в сторону искру. Каждый житель, мужчины и женщины деревни боролись до изнеможения с вилами в руках, с покрасневшими от жара и потными лицами, глотая морозный воздух, чтобы немного остыть, но вместе мы сдержали и заболевших животных, и бушевавшее пламя.