— Ничего. Я совершенно не вижу в ней скверны, — и опустил руки.
Однако очевидно, что в ней не было и чего-то еще. Она почти не смотрела на нас, а когда делала это, то становилось еще хуже — ее широко распахнутые глаза не видели лиц. Марек стоял, тяжело дыша, не сводя с нее глаз:
— Матушка. Это я Марек. Я пришел, чтобы забрать тебя домой.
В ее лице ничего не дрогнуло. Первый нахлынувший на нее ужас прошел. Теперь она просто равнодушно и опустошенно смотрела.
— Как только мы выберемся из Чащи… — начала было я, но мой голос застрял в горле. Было странно и нелепо. Как вообще можно выбраться из Чаши, пробыв там двадцать лет?
Но Марек уцепился за эти слова.
— Куда идти? — деловито спросил он, убирая меч в ножны.
Я стерла рукавом сажу со щеки, и посмотрела на свои обожженные и исцарапанные руки в пятнах засохшей крови. Частица целого. «Loytalal, — шепнула я своей крови. — Верни меня домой».
Я вела нас из Чащи самым быстрым путем. Не знаю, что бы мы предприняли, если бы нам повстречался еще один ходок, тем более богомол. Как отличался наш караван от того великолепного отряда, который въехал в Чащу всего лишь этим утром! Мысленно я представляла нас охотниками, крадущимися по вечернему лесу, стараясь не вспугнуть даже мелкую пташку. Я очень внимательно выбирала путь среди деревьев. У нас не было никакой надежды запутать следы и избежать погони, поэтому мы держались оленьих троп и зарослей пожиже.
Мы выбрались из Чащи за полчаса до заката. Я шла, спотыкаясь, следуя за свечением моего заклинания, снова и снова мысленно повторяя, как считалочку: «домой, домой, домой». Светящаяся линия, изгибаясь, стремилась на запад и юг — к Двернику. Мои ноги продолжали нести меня через выжженную полосу к заборчику из высокой травы, который оказался настолько плотным, что сумел наконец остановить меня. Когда я подняла голову, то поверх травы я увидела вдали вставшую стеной горную цепь, казавшуюся размытой коричневой полосой под заходящим солнцем.
Северные горы. Мы вышли неподалеку от перевала на границе с Росией. Это имело смысл, раз Василий с королевой бежали в Росию, и были выманены отсюда с дороги в Чащу. Но это так же означало, что мы были на много миль дальше от Заточек.
За мной из Чащи вышел принц Марек. Он брел повесив голову и поникнув плечами, словно нес на себе тяжелый груз. За ним следом плелись двое выживших солдат. Они скинули свои кольчуги и бросили их где-то по пути в Чаще. Пояса тоже. Только принц оставался в доспехах, но едва он добрел до травы, как рухнул на колени и неподвижно застыл. Солдаты повалились на землю по обе стороны от своего господина с опустошенными лицами, словно все это время он тянул их за собой.
Кася положила на землю Дракона рядом со мной, немного утрамбовав ногами траву, чтобы расчистить место. Волшебник лежал неподвижно, молча, с закрытыми глазами. Вся правая сторона его тела была обожжена и покрыта нарывами, багровыми и жутковато поблескивающими. Его одежда была разодрана и местами сгорела до кожи. Мне еще не приходилось видеть столь страшных ожогов.
Сокол повалился на землю рядом с ним. В его руке был зажат конец цепи, прикованной к ярму вокруг шеи королевы. Цепь натянулась, и королева тоже остановилась как вкопанная посредине выжженной земли у границы Чащи. Ее лицо было почти столь же нечеловечески спокойным как Касино, только хуже, потому что в глазах не было души. Все равно, что за вами по пятам ходит марионетка. Когда цепь тянули, она через силу шла, переваливаясь из стороны в сторону словно полностью забыла, как пользоваться ногами и руками, и они не сгибались больше как следует.
— Нам нужно отойти подальше от Чащи, — сказала Кася. Никто ей не ответил и даже не пошевелился. Даже мне казалось, что она говорит откуда-то издалека. Она аккуратно взяла меня за плечо и встряхнула:
— Нешка, — позвала она. Я не отозвалась. Небо сумеречно потемнело и вокруг нас взвились ранние весенние комары, назойливо пища над ухом. Я была не в состоянии поднять руку, чтобы прихлопнуть даже самого крупного, севшего прямо на мою ладонь.
Моя подруга выпрямилась и неуверенно оглядела нас. Не думаю, что ей хотелось бросать нас здесь одних, в подобном состоянии, но особого выбора не было. Она прикусила губу, присела передо мной и заглянула в мое лицо:
— Я отправляюсь в Камик. Думаю, он ближе, чем Заточек. Буду бежать всю дорогу. Вы тут держитесь, Нешка. Я вернусь сразу же, как только кого-нибудь найду.
Я лишь смотрела в ответ. Она помедлила, пошарила в моем кармане на юбке, нашла книжечку Яги и силой впихнула мне в руки. Я сжала пальцы, но больше не пошевелилась. Кася повернулась и скрылась в траве, пробивая себе дорогу вслед за лучами заходящего солнца.
Я сидела в траве словно мышь-полевка без малейшей мысли в голове. Шелест уходящей сквозь высокие заросли Каси затих. Я бездумно смотрела на книжку, ощупывая стежки на обложке, складки на мягком переплете. Дракон неподвижно лежал рядом. Состояние его ожогов стало хуже, по всей коже налились прозрачные волдыри. Медленно я открыла книгу и начала листать. «Средство от ожогов, лучше всего действует вместе с утренней паутиной и каплей молока», — лаконично гласила страница с одной из заметок на память.
У меня не было под рукой ни паутины, ни молока, но чуть-чуть пошарив рукой вокруг по помятым стеблям травы, я выдавила на палец немного зеленого травяного сока. Смочив им пальцы, я пропела: «Iruch, iruch», — громче и тише, словно колыбельную ребенку, и начала легонько поочередно прикасаться указательным пальцем к худшим волдырям. Один за другим они дергались и начинали постепенно сдуваться. Сильное покраснение спало.
Работа дала пусть и не полное, но прояснение мыслей, словно я полила рану водой, поэтому я продолжила напевать снова и снова.
— Прекрати шуметь, — наконец произнес Сокол, приподняв голову.
Я взяла его за руку:
— Заклинание Грошо от ожогов, — назвала я одно из тех заклинаний, которым пытался научить меня Дракон, когда думал сделать из меня целительницу.
Сокол помолчал, потом хрипло начал:
— Oyideh viruch, — начиналось заклинание, а я продолжила напевать свое: «Iruch, iruch», — ощущая его работу как хрупкое колесо прялки вместо дерева сделанное из соломы, и я навила свое волшебство на него. Он оборвал заклинание. Я продержала нашу общую работу достаточно долго, чтобы он продолжил.
Это и близко не было похоже на работу с Драконом. Все равно, что пытаться надеть сбрую на старого и упрямого осла, который мне абсолютно не нравится, и который все время норовит больно укусить. Я все время старалась отстраниться от Сокола, даже управляя заклинанием. Но едва он уловил суть, как работа задалась. Ожоги начали быстро исчезать с кожи Дракона, затягиваясь новой кожей, кроме ужасного яркого шрама, огибающего середину его руки и с боку, где были самые сильные волдыри.
Голос Сокола окреп, и моя голова тоже прояснилась. Сквозь нас лилась сила, ее обновляющий поток освежал, и он потряс головой, моргая. Волшебник согнул руку, поймав мое запястье, и потянулся сильнее за моей силой. Я инстинктивно вырвалась, и мы разорвали нить нашего заклинания. Но Дракон уже перевернулся, опираясь на руки, тяжело вдохнул воздух и его стошнило. Он изверг из своих легких темную массу влажной сажи. Когда спазмы спали, он устало опустился на корточки, вытер рот и поднял голову. Королева неподвижно стояла светлой колонной посредине выжженной земли.
Дракон прижал запястья к глазам:
— Это было самое глупое предприятие из всех, — прохрипел он так сильно, что я едва его поняла, и уронил руки вниз. Он протянул мне руку, и я помогла ему подняться на ноги. Мы стояли посредине моря остывающей травы. — Нам нужно в Заточек, — произнес он, потянув за собой. — Там все наши запасы.
Я устало уставилась на него в ответ. С окончанием заклинания меня оставили последние силы. Сокол уже снова лежал на земле. Солдаты начинали дрожать и озираться, словно их глаза видели то, что-то невидимое для нас. Даже Марек впал в оцепенение. Между нами глыбой повисла тишина: