Она покачала головой:
— Плохо уже то, что мы туда явились. И еще хуже было напирать, вырубая деревья, пока мы не пробудили Чащу снова. А теперь, кто знает, чем все закончится? Я была рада, когда Саркан отправился туда, чтобы сдерживать Чащу, но сейчас он ведет себя как дурак.
— Саркан не дурак, — огрызнулась я ответ, — и я тоже. — Я была зла, и сверх того напугана. То, что она рассказала было похоже на правду. Я тосковала по дому так, словно ощущала голод, незаполненную пустоту. Мне ежедневно не хватало долины с тех пор, как мы ее покинули и пересекли горы. Про корни верно. В моем сердце оставались корни, настолько же глубокие, как любая скверна. Я размышляла о Марии Ольшанкиной, о Яге — моих сестрах по странному волшебству, которое, кажется, никто больше не понимал. И внезапно я поняла, почему Дракон выбирал девушек долины. Почему он выбирал оду из нас и отпускал спустя десять лет.
Мы были частью долины. Порождением самой долины, чьи семьи настолько сильно укоренились в ней, что не могли уйти, даже зная, что их дочь могут отнять. Мы росли в долине, пили ту же силу, которой питалась Чаща. Вдруг я вспомнила ту странную картину из моей комнаты, изображавшую течение Веретянницы и всех ее мелких притоков серебристыми линиями, и то неожиданное ощущение, что инстинктивно побудило меня ее спрятать. Мы — канал. Он использовал нас, чтобы получить доступ к силам долины, и держал каждую из нас до тех пор, пока не отмирали корни, и канал пропадал. А потом… она переставала ощущать связь с долиной. Она могла уехать, и именно так и поступала, сбегая от Чащи, как поступил бы любой здравомыслящий человек.
Сейчас я еще сильнее захотела поговорить с Сарканом, накричать на него. Чтобы он оказался передо мною, и я могла трясти его за худые плечи. Вместо этого я накричала на Алёшу:
— Может нам и не следовало туда соваться. Но сейчас уже поздно об этом думать. Даже если бы мы могли уйти, Чаща нас не отпустит. Она не хочет нас выжить из долины, она хочет нас поглотить. Она хочет поглотить все, так что никто не вернется. Нам нужно ее остановить, а не бежать.
— С Чащей нельзя справиться лишь одним желанием, — ответила она.
— Но нет смысла отказываться от попытки, если есть шанс! Мы уже уничтожили три очаговых дерева с помощью Призывания и заклинания очищения. И можем уничтожить еще больше. Если бы король дал нам достаточно солдат, мы с Сарканом начали бы выжигать…
— О чем ты, дитя? — ужаснувшись, спросил отец Балло, прерывая нас. — Ты имеешь в виду Призывание Люта? За последние пятьдесят лет никто не произносил это заклинание…
— Ладно, — сказала Алёша, окидывая меня оценивающим взглядом из-под нахмуренных бровей. — Расскажи мне, как именно вы уничтожили те деревья, и подробно с самого начала. Нам не следовало полагаться на то, что Соля сумел все верно рассказать.
Я сбивчиво рассказала о первом разе, когда мы произнесли Призывание. О длинных лучах того яркого света, который добрался до Каси. О том, как Чаща опутывала ее, и пыталась удержать. О том ужасном завершающем моменте, когда Кася по одному разжимала пальцы с моего горла, зная, что я убью ее, чтобы спасти. Я рассказала и про Иржи тоже. В том числе об увиденной нами странной изнанке Чащи, в которой они оба блуждали.
Отец Балло выглядел полностью потрясенным моим рассказом, разрываясь между сопротивлением и желанием поверить. Порой у него вырывалось едва слышное: «Но я никогда не слышал о…» и «про Призывание никогда не сообщалось ничего о…», — которое прерывалось нетерпеливым взмахом руки Алёши, призывающим его замолчать.
— Что ж, — сказала она, когда я замолчала. — Признаю, вам с Сарканом удалось кое-чего достичь. Вы не полные болваны. — Она не выпускала кинжал из рук, постукивая его кончиком по краю каменной столешницы: «динь, динь, динь». Звонко, словно колокольчик. — Но это не значит, что стоило спасать королеву. Спустя двадцать лет блуждания в том темном месте, о котором ты рассказала, что вы ожидали увидеть?
— А мы ничего и не ожидали, — ответила я. — Конкретно Саркан. Но я была вынуждена…
— Потому что Марек пригрозил, что иначе он казнит твою подругу, — закончила за меня Алёша. — Что б ему пусто было.
Я не чувствовала себя ничем обязанной Мареку, но честно ответила:
— Если бы это была моя мать… я бы тоже попыталась что-то сделать.
— Принялась бы поступать не как принц, а как ребенок. Вместе с Солей. — Она повернулась к отцу Болло. — Нам нужно было хорошенько подумать, когда они сами предложили отправиться за девушкой, которую выручил Саркан. — Она с хмурым видом повернулась ко мне. — Я была слишком занята беспокойством о том, что Чаще наконец удалось запустить свои когти в Саркана. Все, что мы хотели, это быстро покончить с ней, а Саркана притащить сюда под надзор остальных. И я все еще не уверена, не лучше ли так и поступить.
— Кася не осквернена! — сказала я. — И королева тоже.
— Это не значит, что они не могут служить Чаще.
— Вы не можете казнить кого-то лишь потому, что может случиться что-то ужасное, учитывая, что это может быть и не их вина.
— Тут я не могу с ней не согласиться, Алёша, — сказал отец Балло. — Учитывая, что реликвии уже доказали их непорочность…
— Нет можем, если это необходимо для спасения королевства от поглощения Чащей, — строго возразила Алёша, победив нас обоих. — Но это не значит, что мне этого хочется, и менее всего, — добавила она, обращаясь ко мне: — вынудить тебя совершить какую-нибудь глупость. Я начинаю понимать, почему Саркан столько тебе позволяет.
Она снова постучала кончиком кинжала по столешнице, и приняла решение:
— Гидна, — произнесла она.
Я захлопала глазами. Разумеется, я что-то смутно слышала о Гидне: это был крупный океанский порт далеко на севере, откуда привозили китовый жир и зеленое шерстяное сукно. Оттуда была родом супруга наследника.
— Это достаточно далеко от Чащи, а океан невосприимчив ко скверне, — объяснила Алёша. — Если король отправит их обоих туда… это может сработать. У графа есть ведьма Белая ласточка. Приставим ее к ним, а спустя десять лет… или раньше, если сумеем полностью выжечь гнилую Чащу, вот тогда я стану беспокоиться не так сильно.
Отец Балло кивнул. И все же — десять лет! Мне хотелось кричать, возражать. Словно Касю снова забирают. Только тот, кто прожил больше сотни лет может с такой легкостью раскидываться десятью годами. Однако я медлила. Алёша отнюдь не была глупа, и я понимала, что в ее беспокойстве есть смысл. Я снова посмотрела на лежащий на столе оскверненный бестиарий. Чаща снова и снова расставляет одну ловушку за другой. Пытаясь поймать Дракона, она наслала химеру на Желтые болота и белых волков на Дверник. Она захватила Касю, чтобы заманить меня. А когда я обнаружила способ ее спасти, Чаща попыталась воспользоваться Касей, чтобы осквернить нас с Драконом обоих. И когда это не вышло, она позволила ей жить, чтобы снова заманить нас к себе. Мы сумели вырваться и из этой западни, но не может ли где-то быть еще одной, чтобы Чаща все равно каким-то образом сумела обратить все наши победы в поражение?
Я не знала, что предпринять. Согласиться, и объединиться с Алёшей — а станет ли король ее слушать? Написать Саркану, чтобы он ответил, согласен ли он? Она вскинула одну невозмутимую бровь, ожидая ответа, пока я кусала губы в размышлении. Потом она обернулась: двери в зал Чаровников распахнулись. Там стоял Сокол, притягивая свет своей белоснежной мантией: белая фигура в темном проеме. Увидев нас вместе, он прищурил глаза, потом изобразил одну из своих улыбок:
— Вижу, вы заняты, — беспечно сказал он. — А у нас, кстати, прогресс. Вы не против сходить на суд?
Глава 21
Пустые коридоры за пределами пристанища в зале Чаровников были наполнены гулом собрания. Музыка прекратилась, но издали гул голосов казался вздымающимися и опускающимися морскими волнами, звучащими все громче по мере того, как Сокол все ближе подводил нас к королевскому бальному залу. Лакеи поспешно распахнули перед нами двери, ведущие на лестницу, которая спускалась прямо на танцевальный пол огромного помещения. Посол в белом камзоле восседал в кресле рядом со стоящим на высоком возвышении королевским троном. По другую сторону от короля расположился принц Сигизмунд с супругой. Король сидел вцепившись в подлокотники в виде львиных лап с перекошенным от гнева лицом.