Когда мы попали в первый городок, то обнаружили уже развешенные объявления. Они были нарисованы грубо и поспешно. На длинном пергаменте, приколотом к дереву у церкви, были изображены наши с Касей лица. Я не задумывалась о том, что это значит, быть преследуемой. Я планировала осмотреться в городе, задержаться и купить еды. Наши желудки уже сжались от голода. Вместо этого, укутавшись с головой в плащи, мы проехали мимо, ни с кем не заговаривая. Весь путь по улицам мои руки с вожжами тряслись от страха, но нам повезло. Это был базарный день. Городок, находившийся рядом со столицей, был довольно большим. Вокруг было полно приезжих и на нас не обратили никакого внимания и не потребовал открыть лица. Едва мы проехали здания, я принялась дергать поводья, подгоняя быков, пока городок полностью не скрылся позади.
Нам пришлось сворачивать с дороги еще дважды, пропуская спешащих всадников. И еще раз поздно вечером, когда мимо нас в сторону Кралевии промчался королевский гонец в красном плаще. В надвигающихся сумерках ярко сверкали искры из-под копыт его коня. Он нас не заметил, полностью сосредоточившись на скачке. Мы для него были всего лишь смутной тенью за изгородью. Пока мы прятались, я заметила какой-то темный прямоугольник за нашими спинами. Это оказался открытый дверной проем заброшенного дома, затерявшегося среди деревьев. Пока Кася следила за быками, я обшарила заросший сад, обнаружив горсть поздней земляники, несколько старых реп, луковиц и несколько стручков бобов. Большую часть еды мы отдали детям. Они уснули в повозке, а мы вернулись на дорогу. По крайней мере нашим глиняным быкам не требовалось отдыхать и есть. Они могли двигаться всю ночь напролет.
Кася села на козлы рядом со мной. Звезды поспешно загорелись в широком и темном небе, таком далеком от всех живущих. Было прохладно и безветренно, слишком тихо. Повозка не скрипела, а быки не мычали и не фыркали.
— Ты не попыталась предупредить их отца, — тихо сказала Кася.
Я сидела, уставившись вперед на темную дорогу:
— Он тоже мертв. Росиянцы устроили засаду.
Кася осторожно взяла меня за руку, и мы держались так под громыхание катящейся повозки. Спустя какое-то время она сказала:
— Принцесса умерла на моих руках. Она спрятала детей в шкаф и заслонила его собственным телом. Они пронзали ее раз за разом, но она все равно пыталась держаться, загораживая дверь. — Ее голос дрогнул: — Нешка, ты можешь сделать для меня меч?
Мне не хотелось. Конечно, разумно было бы дать ей оружие на случай если нас поймают. За нее я не боялась. Кася даже в бою будет в относительной безопасности — мечи просто затупятся о ее кожу, а стрелы просто отскочат, даже не оцарапав. Но с мечом в руке она станет опасной и устрашающей. Ей не нужны ни щит, ни доспехи, и даже не нужно думать. Она может пройти сквозь строй солдат как спокойный и ритмичный косарь. Я вспомнила Алёшин меч. Эту странную жаждущую убивать вещь. Несмотря на то, что он был спрятан в волшебный карман, я чувствовала его тяжесть за спиной. Кася может стать таким непримиримым мечом, но ей не обязательно иметь одно-единственное применение. Мне не хотелось для нее такой участи. Не хотелось, чтобы ей был нужен меч.
Это было бесполезное желание. Я взяла поясной нож, а она отдала мне свой. Я сняла пряжки с поясов, с башмаков и заколки с плащей. Сломала с дерева, которое проезжали мимо, сук, и все это разложила на моей юбке. Пока Кася управляла повозкой, я попросила вещи распрямиться, и стать острыми и прочными. Я пропела им без слов песенку о семи рыцарях. Предметы выслушали ее, лежа на моих коленях и соединились в длинное изогнутое одностороннее лезвие, похожее больше на кухонный нож, чем на меч, с небольшими стальными выступами, чтобы удержать деревянную рукоять. Кася подняла его, взвесив в руке, потом кивнула и спрятала под сидение.
На третий день пути за ночь начали неуклонно расти горы, успокаивая даже на расстоянии. Быки двигались хорошим шагом, и все равно нам приходилось прятаться за изгородями и пригорками или в заброшенных домах каждый раз, когда на дороге показывались всадники, а они ездили регулярно. По началу я была только рада всякий раз, как нам удавалось от них спрятаться, слишком озабоченная захлестывающими меня испугом и облегчением, чтобы как-то это обдумать. Но пока мы сидели за изгородью, наблюдая за исчезающим впереди пылевым облаком, Кася заметила: «Они продолжают съезжаться», и как только я поняла, что для простой доставки сообщения о поимке нас, всадников слишком много, я почувствовала, как в животе сжался холодный комок. Они затевают что-то еще.
Если Марек приказал перекрыть перевалы, а его люди окружат Башню и схватят Саркана, застав его врасплох, пока он сдерживает Чащу в Заточках…
Нам не оставалось ничего иного, как продолжать путь, но вид гор уже не успокаивал как раньше. Мы не знали наверняка, что обнаружим, когда окажемся по ту сторону. Весь день, когда дорога начала взбираться на предгорья, Кася провела в повозке с детьми, пряча под плащом меч. Солнце стояло высоко, ярко освещая теплым золотистым светом ее лицо. Она выглядела отстраненной и странной, не по-человечески спокойной.
Мы въехали на вершину холма и увидели последний перекресток к Желтым болотам, где находился небольшой колодец с поилкой для лошадей. Дорога была пустой, хотя трава по обеим сторонам от нее была полностью вытоптана ногами и лошадиным копытами. Я не знала, произошло ли это в результате обычного движения тут или быть может нет. Кася достала воды, чтобы мы смогли напиться и смыть с лиц дорожную пыль, а я замесила немного свежей глины, чтобы починить наших волов. За день пути они начали трескаться тут и там. Сташек молча принес мне несколько пригоршней пыльной травы.
Мы как могли аккуратно рассказали детям, что случилось с их отцом. Мариша ничего не поняла, но напугалась. Она уже несколько раз спрашивала нас о маме. Сейчас она почти все время, как маленький ребенок, цеплялась за Касину юбку и никуда далеко от нее не отходила. Мальчик понял все слишком хорошо. Он выслушал это известие в полном молчании, а потом сказал мне:
— Это дядя Марек хотел нас убить? Я уже не ребенок, — добавил он, глядя мне в лицо, словно мне требовалось это услышать, раз он спрашивает меня о подобных вещах.
— Нет, — с трудом выдавила я, несмотря на спазм в горле. — Но он позволяет Чаще собой управлять.
Не уверена, что Сташек мне поверил. С тех пор он стал очень молчалив. Он был очень терпелив с Маришей, которая вцепилась и в него тоже, и везде, где мог помогал в работе. Но почти постоянно молчал.
— Агнешка, — сказал он, когда я закончила чинить поврежденную ногу второго вола, и выпрямилась, чтобы вымыть от глины руки. Я повернулась и проследила за его взглядом. Отсюда была на многие мили виден пройденный нами путь. На западе вся дорога скрылась за плотным пылевым облаком. Пока мы наблюдали, оно двигалось, приближаясь к нам. Кася подхватила Маришу. Я прикрыла рукой глаза от солнца и прищурилась.
Это был идущий отряд из нескольких тысяч человек. Впереди между всадниками и огромным бело-красным знаменем блестела стена копий. Я заметила во главе фигуру в серебристых доспехах верхом на гнедом коне. Рядом на серой лошади ехал всадник в белом плаще…
Мир накренился, сузился и обрушился на меня. Лицо Соли резко скакнуло вперед, приблизившись: он смотрел прямо на меня. Я так резко отстранилась, что даже упала на землю.
— Нешка? — сказала Кася.
— Скорее, — выдохнула я, поднимаясь на ноги, и подталкивая мальчика к повозке. — Он меня заметил.
Мы направились в горы. Я пыталась сообразить, как далеко от нас находится армия. Если бы в этом был какой-то прок, я бы подстегнула волов, но они двигались так быстро, как могли. Дорога была узкой и извилистой, полна камней, а их ноги начали быстро крошиться и ломаться. И даже, если бы я могла заставить себя остановиться, нигде не было глины для их починки. Я не посмела воспользоваться ускоряющим заклинанием, поскольку не знала, что нас ждет за следующим поворотом. Что если там засада, и я отдам нас прямо в ее руки, или еще хуже — сброшу нас в пропасть?