А под окнами ждет армия.
Сомнительно, чтобы Соля сегодня готовил оборонительные и сонные заклинания. Скорее он бы залил наши укрепления жарким огнем и указал бы Мареку, куда направить его пушки, чтобы перебить побольше народа. Он был боевым волшебником, участником десятков битв, а за спиной Марека собралась вся армия Польни — шесть тысяч против шести сотен. Если мы не сумеем их остановить… если Марек пробьет построенные нами стены, сломает двери, перебьёт нас и доберется до детей…
Я отбросила одеяло и поднялась. Кася приоткрыла глаза, увидела, что это я и тут же закрыла. Поеживаясь, я прошмыгнула к тлеющему очагу. Меня не покидала мысль о том, как просто можно все потерять, о наступающей на долину все затопляющей зеленой волной тьмы и ужаса Чаще. Я старалась не обращать на нее внимания, но в моем воображении на площади Дверника вырастало очаговое дерево — раскидистое и устрашающее как то, что я видела в Поросне во владениях Чащи — и все, кого я любила, погребены под его жадными корнями.
Я поднялась и удрала от своего воображения наверх. В зале за стрельчатыми окнами было темно. Не было слышно даже отзвуков песен снаружи. Все солдаты уснули. Я направилась выше, миновала лабораторию с библиотекой из-под дверей которых были заметны зеленые, фиолетовые и голубые отблески. Но они пустовали. Внутри не было никого, на кого я могла бы накричать; никого, кто мог бы мне ответить или назвать дурой. Миновав еще один пролет, я остановилась на краю следующей площадки, где начиналась бахрома длинного ковра. Из-под дальней двери было едва заметно мерцающее свечение. Еще ни разу я сюда не заходила. Здесь находилась спальня Саркана. Раньше для меня она была сродни пещере людоеда.
Ковер был толстым и темным. На нем желто-золотой нитью был выткан узор — всего одна линия. Она извивалась спиралью словно хвост ящерицы. Постепенно поворачиваясь, золотая линия становилась толще, потом по всей длине она, напоминая тропинку, ведущую в затененный коридор, начинала извиваться из стороны в сторону. Мои ноги утопали в мягкой шерсти. Я шла, следуя за золотой нитью, пока она не стала под моими ногами шире, превратившись в узор похожий на слегка переливающиеся чешуйки. Позади остались смотревшие друг на друга двери, ведущие в гостевые комнаты. Сразу за ними вокруг меня сгустилась темнота коридора.
Я начала ощущать противодействие. Навстречу подул ветер. Узор на ковре стал обретать различимые очертания. Я прошла по одной из заканчивающихся огромными костяными когтями конечностей, по сложенному светло-золотистому крылу с темно-коричневыми кровеносными сосудами.
Ветер стал холоднее. Стены исчезли, став частью тьмы. Ковер расширился во всю ширину коридора насколько хватало взгляда и даже дальше. Он больше не казался шерстяным. Я стояла на гладкой как кожа перекрывающей друг друга чешуе, которая вздымалась и опускалась под ногами в такт дыханию. Отзвук дыхания слышался от теряющихся за гранью видимости стен пещеры. Мое сердце от инстинктивного страха стремилось биться сильнее, ноги повернуться и сбежать.
Вместо этого я закрыла глаза. Теперь я уже хорошо знала Башню, и какой длины должны быть коридоры. Сделав еще три шага по чешуйчатой спине, я повернулась и вытянула руку в сторону двери, которая по моей глубокой уверенности должна была быть здесь. Мои пальцы нащупали теплый металл дверной ручки. Снова открыв глаза, я оказалась в коридоре лицом к двери. В двух шагах от меня заканчивались коридор и ковер. Золотой узор сам собой перевернулся, и с исключительно зубастой головы на меня глянул блестящий зеленый глаз, поджидающий того, кто свернет не туда.
Я открыла дверь, та тихо распахнулась. Комната была небольшой. Кровать была маленькой и узкой с красным бархатным пологом. У камина стояло единственное одинокое, но очень красивое резное кресло. Рядом стоял небольшой столик с единственной книгой и одним недопитым бокалом вина. Огонь в камине погас, оставив мерцающие угли, лампы не горели. Я подошла к кровати и отвела занавес в сторону. Саркан спал, растянувшись на постели, не снимая штанов в незавязанной рубашке. Я замерла с занавеской в руке. Он заморгал, просыпаясь, оставаясь на мгновение беззащитным и слишком удивленным, чтобы возмущаться, словно он никогда и не думал, что кто-то сможет вторгнуться в его покои. Он выглядел настолько ошарашенным, что мне расхотелось на него кричать.
— Как ты… — начал он, приподнимаясь на локте, дав наконец волю своему негодованию, но я толкнула его на спину и поцеловала.
Он издал удивленный звук, приглушенный моими губами и, сжав меня руками, отодвинул от себя:
— Послушай-ка, немыслимое создание, — произнес он: — я старше тебя на сто с лишним лет…
— Ой, да замолкни наконец, — нетерпеливо оборвала его я. Надо же, из всех отговорок на свете, выбрать именно эту. Я забралась на кровать со стороны высокой спинки, уселась на него сверху, проминая перину, и посмотрела сверху вниз: — Ты действительно хочешь, чтобы я ушла?
Его хватка на моих руках усилилась. Он не смотрел мне в глаза. Какое-то время он молчал, но наконец хрипло ответил:
— Нет.
И вдруг он притянул меня к себе. Его губы оказались сладкими, лихорадочно-обжигающими, прекрасными, отнимающими память. Мне больше не хотелось о чем-то задумываться. Очаговое дерево вспыхнуло с трескучим ревом и исчезло. Все что осталось — это жар его ладоней, скользящих по моим замерзшим обнаженным рукам, заставлявший меня дрожать еще сильнее. Одной рукой он обхватил меня и сжал в объятьях. Другой он провел по моей талии, приподнимая мою свободно висящую блузу. Я вынула руки из рукавов и пригнула голову, освобождаясь от нее. Мои волосы рассыпались по плечам. Он издал стон и зарылся в них лицом, целуя меня сквозь спутавшуюся гриву — в шею, плечи, грудь.
Затаив дыхание, счастливая и переполненная невинным страхом я вцепилась в него. Я не догадывалась, что он так сделает, но он облизал языком мой сосок и обхватил его губами. Слегка вздрогнув, я вцепилась в его волосы. Наверное, вышло больно. Он отстранился, остудив мою кожу внезапным приливом прохлады, и тихо произнес низким голосом с оттенком почти отчаяния, словно хотел обругать меня, но не может: «Агнешка».
Он повалил меня на кровать, перекатившись наверх и вжав меня в подушки под собой. Я схватилась за его рубашку и резко рванула. Он выпрямился и стащил ее через голову. Пока он задирал невероятно бесконечную вереницу моих юбок, я откинулась, запрокинув голову, разглядывая балдахин. Я почувствовала отчаянное желание, ждущее его прикосновений. До сих пор я пыталась не вспоминать тот ошеломительный, великолепный миг, когда его палец скользнул между моих ног… но, ох, я помнила. Он провел по мне костяшками пальцев и то же сладкое ощущение посетило меня вновь. Я задрожала всем телом, сильно, и инстинктивно сжала его руку бедрами. Мне хотелось сказать ему поспешить, остановиться, и то и другое одновременно.
Занавески упали и закрылись. Он нагнулся. Блеск его глаз был единственным светлым пятном внутри темного пространства под балдахином, и он настойчиво смотрел на мое лицо. Он ещё мог двигать пальцем, чуть-чуть. Он коснулся меня всего раз. По моей гортани взобрался звук, то ли вздох, то ли стон, Саркан наклонился и поцеловал меня так, словно хотел проглотить его целиком, поймать этот звук своим ртом.
Он снова пошевелил пальцем, и я расслабилась. Он взял мои бедра и раздвинул их и закинул мою ногу себе на талию. Все это время он не переставал наблюдать за мной голодными глазами.
— Да, — произнесла я нетерпеливо, пытаясь двигаться вместе с ним, но он продолжал ласкать меня пальцами. — Саркан.
— Думаю, будет уместно попросить немножко потерпеть, — сказал он, блеснув темными глазами. Я в ответ посмотрела на него, но тут он коснулся меня снова, нежно, погрузив в меня пальцы. Он провел длинную черту между моими бедрами, снова и снова описывая ее, делая оборот в верхней точке. Он задавал мне вопрос, смысл которого я не понимала, пока не узнала ответ. Я, выгнувшись, напряглась и взмокла в его объятьях.