— Мы не сможем сдерживать Чащу, когда в тылу полыхает Польня, — сказал Саркан. — Едва росиянцы узнают о гибели Марека, они явятся к Ридве, чтобы отомстить…
— Мы вообще никак не можем сдержать Чашу! — сказала я. — Это то, что пытались сделать они… и что пытался делать ты. Нам следует ее полностью остановить. Мы должны ее остановить.
Он посмотрел на меня:
— Какая замечательная идея. Раз ее не сумел убить Алёшин меч, то ничто не сможет. И что ты предлагаешь предпринять?
Я уставилась в ответ и обнаружила отразившийся в его глазах страх, сковавший мой живот. Его лицо стало спокойным, и он перестал буравить меня взглядом. Саркан откинулся на стуле, не сводя с меня глаз. Соля обвел нас ничего не понимающим взглядом, а Кася смотрела на меня с беспокойством. Но ничего нельзя было поделать.
— Не знаю, — ответила я Саркану дрожащим голосом. — Но что-нибудь придумаю. А ты пойдешь со мной в Чащу?
Кася с неуверенным видом стояла рядом со мной на перекрестке за Ольшанкой. Небо еще только окрасилось нежно-розовыми утренними тонами.
— Нешка, если ты считаешь, что я сумею помочь… — тихо произнесла она, но я покачала головой, и поцеловала ее в ответ. Она аккуратно обняла меня руками и потихоньку начала сводить руки, пока не получились объятья. Я прикрыла глаза и крепко прижала ее к себе. На мгновение мы снова стали детьми, девчонками, хоть и растущими в тени далекой угрозы, но тем не менее счастливыми. Потом солнце выглянуло на дорогу и осветило нас. Мы опустили руки и отстранились. Она снова стала золотистой и твердой, невероятно красивой для живой, а в моих руках была сила.
Сташек с Маришей нервно наблюдали за Касей из фургона, Соля сидел рядом с ними. На козлах был один из солдат. В город вернулось еще больше людей, сбежавших из боя и из Башни ближе к его концу, так что эта мешанина из солдат Марека и барона Желтых болот превратилась теперь в эскорт. Они перестали быть врагами. Да и не были по настоящему. Даже сторонники Марека считали, что спасают королевских детей. Их просто поместила по разные стороны шахматной доски королева Чащи, чтобы она могла наблюдать со стороны, как они друг друга убивают.
Фургон загрузили припасами со всего города. Эти продукты шли в зачет ежегодного подношения Саркану. И он оплатил Борису стоимость фургона и лошадей.
— Они заплатят тебе за дорогу, — сказал волшебник, отдавая Борису кошелек. — И ты даже можешь забрать с собой семью. Вы сможете начать заново.
Борис посмотрел на Наталью. Та едва заметно покачала головой.
— Мы остаемся, — повернувшись, ответил он.
Отворачиваясь, Саркан что-то недовольно пробурчал, считая это очевидной глупостью. Но я встретилась с Борисом взглядами. Под моими ногами долина неслышно пела: дом. Я намеренно вышла без обуви, чтобы можно было запустить пальцы ног в травку или в почву, и вобрать в себя их силу. Так что я знала, что Борис не согласится. И почему откажутся мои мать с отцом, если я приду в Дверник и предложу им уехать. Так что я сказала ему: «Спасибо».
Фургон поскрипел прочь. Солдаты двинулись следом. Обнимая детей, Кася смотрела на меня из конца фургона, пока поднятое двигавшимися пылевое облако не заслонило их, и я перестала видеть их лица. Я повернулась обратно к Саркану. Он смерил меня тяжелым, мрачным взглядом:
— Ну?
От большого дома Бориса мы спустились по дороге до хлюпающей деревянной водяной мельницы, без устали приводимой в движения речной водой. Под нашими ногами дорога постепенно превратилась в отдельные камни, затем исчезла под чистой водой. К берегу было привязано несколько лодок. Отвязав самую маленькую, мы столкнули ее в реку. Я подоткнула юбки, а волшебник забросил внутрь свои сапоги. Может у нас вышло не слишком изящно забраться внутрь, но мы справились, умудрившись не искупаться. Он подобрал весла.
Сев спиной к Чаще волшебник сказал:
— Задавай ритм, — он взялся за весла, а я тихо запела ускоряющее заклинания Яги. Берега реки понеслись мимо размытой полосой.
Веретянница текла спокойно и прямо под горячим солнцем. На воде сверкали солнечные зайчики. Мы быстро скользили вдоль берега, проплывая по полмили за один удар весел. В Понитсе я заметила на берегу женщину, стирающую целую кучу белья. Она заметила, как мы словно колибри пролетели мимо. В Вёсне мы на какое-то мгновение оказались под кронами только что сбросивших цветы вишень, чьи крохотные ягоды еще только образовывались, и плыли по спокойной воде среди опавших лепестков. Как мы проплыли Дверник я не заметила, но точно знала, когда это было. Я узнала изгиб берега, находившийся в полумиле к востоку от нашей деревни, и, оглянувшись, увидела яркий медный купол церковной колокольни. Ветер дул нам в спину.
Я продолжала напевать, пока впереди не поднялась темная стена деревьев. Саркан сложил весла в лодку. Он обернулся и оглядел берег перед деревьями. Его лицо помрачнело. Спустя мгновение я поняла, что полоски выжженной земли больше нет. Только широкий зеленый луг.
— Мы выжгли все шириной в милю по всей границе, — сказал волшебник. Он посмотрел на юг в сторону гор, словно пытаясь оценить расстояние, которое успела захватить Чаща. Мне это уже казалось не важным. Сколько бы это ни было, это было слишком много, и все же — еще не настолько много, как могло бы быть. Мы либо найдем способ это прекратить либо нет.
Течение Веретянницы само-собой несло нас вперед. Впереди стройные темные деревья протягивали в стороны свои длинные руки и ласкали берег своими пальцами. С каждого берега нас встречала стена. Саркан повернулся ко мне, и мы взялись за руки. Он произнес заклинание рассеивания внимания, невидимости, а я подхватила его и объяснила нашей лодочке, чтобы она притворилась пустой, плывущий по течению с оторвавшейся распушенной веревкой и мягко постукивая по прибрежным камням. Солнце взобралось в зенит, и на реке между тенями от деревьев пролегла яркая дорожка света. Я взяла одно из весел и начала править им, придерживаясь границ светлой дороги.
Берега стали выше и гуще заросли шиповником, у которого шипы были похожи на светло белые и смертельно острые драконьи зубы. Стволы деревьев стали толще, искривились и разрослись до невероятных размеров, склонившись к воде. Они выпростали в воздух тонкие прутики, которыми цеплялись за клочки неба. Глядя на них казалось, что они вот-вот зарычат. Наш светлый путь становился все меньше и уже, и течение реки под нами замедлилось, словно оно тоже притаилось. Мы скрючились посредине лодочки.
Нас выдала бабочка, крохотный трепещущий клочок черно-желтого цвета, заблудившийся, пролетая над Чащей. Она устало присела отдохнуть на носу лодки, и из чащи деревьев словно черный клинок вынырнула птица и склевала ее. Она села на носу лодки с торчащими из клюва смятыми крылышками бабочки, проглотила их за три быстрых щелчка, и уставилась на нас крохотными глазками похожими на черные бусинки. Саркан попытался ее поймать, но она скрылась в деревьях, и нам в спину подул холодный ветер.
С берегов послышался стон. Одно из старых массивных деревьев сильно наклонилось к воде, сильно обнажив корни, и рухнуло в реку сразу за кормой. Вода позади нас вздыбилась. Весло вырвало у меня из рук. Мы ухватились за борта лодки, и держались, пока нас несло, вращая, по поверхности. Лодка раскачивалась, и внутрь начала заливаться ледяная вода прямо на мои ноги. Нас продолжало беспомощно вращать. Я заметила, как мы проплыли мимо ходока, который трещал, стоя на упавшем на берегу дереве. Он повернул следом свою деревянную голову.
«Rendkan selkhoz!» — выкрикнул Саркан, и лодочка выправилась. Я указала рукой на ходока, но знала, что уже поздно.
«Polzhyt», — сказала я, и его сучковатую спину внезапно охватило ярко-оранжевое пламя. Но он развернулся и на своих деревянных четырех лапах сбежал в лес, сопровождаемый дымом и оранжевым заревом. Нас заметили.
На нас словно удар молота обрушилось внимание Чащи. Я отпрянула, упав на дно лодки, и моя одежда пропиталась ледяной водой. Деревья попытались нас достать, протягивая над водой свои колючие ветки, листья посыпались дождем, собираясь на пути лодки. Мы заплыли за поворот и впереди нас поджидали полдюжины ходоков во главе с темно-зеленым богомолом, перекрывших реку словно живая дамба.