Снова я оказалась в лесу одна. Но теперь голоса птиц смолкли. Среди деревьев я разглядела несколько испуганно убегающих оленей, мелькнувших белыми хвостиками и пропавших. С деревьев начали осыпаться сухие и побуревшие листья, они хрустели под ногами своими обмороженными краями. Солнце садилось за горизонт. Я обняла себя руками, замерзшая и напуганная, выдыхая белые облачка пара и поджимая босые ноги от промерзшей земли. Чаща смыкалась вокруг меня, и из нее не было выхода.
Но тут за моей спиной вспыхнул свет, яркий, чистый и такой знакомый: это был свет Призывания. С внезапной надеждой я обернулась: в лесу пошел снег. Время снова сдвинулось. Голые деревья молчаливо застыли. Свет Призывания горел подобно единственному лунному лучу. Пруд сиял расплавленным серебром и из него кто-то появился.
Это была королева Чащи. Она выползла на берег, оставляя за собой черную полосу обнаженной от снега земли и рухнула неподвижно в том же потрепанном белом траурном платье. Она полежала, свернувшись на боку, ловя дыхание, а затем открыла глаза. Медленно она приподнялась на дрожащих руках и оглядела лес, новые очаговые деревья, и ее лицо вытянулось от ужаса. Покачиваясь, она поднялась на ноги. Покрывшееся грязью платье примерзло к телу. Она поднялась на холм и оттуда оглядела лес, потом медленно она обернулась и проводила взглядом уходящее вверх огромное очаговое дерево.
Она сделала несколько запинающихся шагов в снегу по холму, и положила руки на широкий серебристый ствол очагового дерева. Мгновение она стояла, вздрагивая. Потом склонилась и прижалась щекой к коре. Она не плакала. Ее взгляд был пустым и невидящим.
Я не знала, как Саркану удалось в одиночку произнести заклинание Призывания, или то, что я видела, но я стояла в напряженном ожидании, надеясь, что видение покажет мне выход. Вокруг нас, сверкая в чистом свете, падал снег. Он не касался моей кожи, но быстро заметал следы королевы, снова посыпая землю белым. Королева не двигалась.
Очаговое дерево тихо пошевелила ветвями и одна из нижних ветвей мягко наклонилась к ней. На ветви, не смотря на зиму, распускался цветок. Он распустился, с него опали лепестки, обнажив небольшой зеленый плод, который стал наливаться золотом. Он свисал перед ней с ветки, ласково приглашая.
Королева Чащи взяла плод. Она держала его на ладонях и в лесной тишине по реке разнесся знакомый стук: топор, врезающийся в дерево.
Королева застыла с поднесенным к губам плодом. Мы застыли обе, прислушиваясь. Стук раздался снова. Ее руки дрогнули. Плод упал на землю, исчезнув под снегом. Она откинула спутанные юбки с ног и бросилась со склона холма в реку.
Я побежала следом. Мое сердце билось в такт со стуками топора. Они привели нас к краю рощи. Саженец превратился в крепкое высокое дерево с широкой кроной. Одна из резных ладей была привязана к берегу, и двое людей рубили другое очаговое дерево. Они весело работали вместе, поочередно ударяя тяжелым топором, глубоко врезавшимся в древесину. Серебристые щепки летели в разные стороны.
Королева Чащи закричала от ужаса, и ее крик разнесся среди деревьев. Потрясенные лесорубы застыли, вцепившись в топоры и принялись оглядываться. Тут королева на них напала. Она схватила их за горло длинными пальцами и отбросила в реку. Они начали барахтаться, откашливаясь. Королева опустилась на колени перед поврежденным деревом, накрыв разрубленное и сочащееся соком место всеми пальцами, словно стараясь зажать рану. Однако дерево было слишком повреждено, чтобы его спасти. Оно уже сильно накренилось над водой. Через час или через день оно рухнет.
Она поднялась. Ее трясло, но уже не от холода, а от холодного гнева, и вместе с ней сотрясалась земля. Перед ее ногами земля внезапно разверзлась, и по всей границе рощи пробежался разлом. Она перешагнула через расширяющуюся пропасть, и я вовремя прыгнула следом за ней. Ладья рухнула в открывшуюся пропасть, мгновенно исчезнув. Роща опустилась вниз в облако тумана под прикрытием появившегося обрыва, а река превратилась в дико ревущий водопад. Один из лесорубов поскользнулся в воде и его с криком унесло к краю обрыва. Второй закричал, но слишком поздно бросился ловить протянутую руку товарища.
Деревце пропало внизу вместе с рощей. Поврежденное дерево осталось с нами наверху. Спасшийся лесоруб выбрался на берег, цепляясь за сотрясавшуюся землю. Когда королева Чащи направилась к нему, он замахнулся на нее топором. Лезвие ударило в ее тело, но, зазвенев, отскочило и вырвалось из его рук. Она не обратила на него никакого внимания. Ее лицо оставалось отрешенным и потерянным. Королева схватила лесоруба и потащила его к подрубленному очаговому дереву. Когда она прижала его к стволу, он беспомощно барахтался в ее хватке, и из земли выросли лианы, опутавшие и прижавшие его тело.
С ужасом на лице он выгнулся дугой. Королева Чащи отошла. Его руки и лодыжки были привязаны к поврежденной части ствола, сильно изрубленной топорами, и уже начали меняться, врастая в дерево. Пальцы его ног пустили корни, и сапоги порвались и свалились с ног. Подергивающиеся руки превратились в ветви, пальцы срослись вместе. Его выпученные в агонии глаза скрылись под наросшей серебристой корой. От жалости и ужаса я бросилась к нему. Но мои руки не могли сдержать рост коры, а волшебная сила в этом месте мне не отзывалась. Просто я не могла безучастно стоять и смотреть на это.
Вдруг он сумел наклониться ко мне. — «Агнешка», — прошептал он голосом Саркана, и исчез. Его лицо пропало в открывшейся в стволе большой темной щели. Я ухватилась за края и втиснулась следом, в темноту. Корни дерева росли близко и густо. Мой нос защипало от влажного теплого запаха свежевскопанной земли, а также давнишний запах пожара и дыма. Мне хотелось выбраться обратно, не хотелось здесь оставаться. Но я знала, что возвращаться неправильно. Я была здесь, внутри дерева. Несмотря на инстинктивный страх, я толкалась, копала и прокладывала себе путь вперед. Наконец я заставила себя потянуться и почувствовать вокруг себя расколотый и обугленный ствол; щепки, вонзившиеся в мою кожу; липкий сок, застилающий глаза и нос, мешающий дышать.
Мой нос был забит запахом древесины, гниения и гари. «Alamak», хрипло прошептала я заклинание хождения сквозь стены, и проложила себе путь сквозь кору и расщепленный ствол обратно к дымящейся истерзанной роще очаговых деревьев.
Я выбралась на холм из расщепленного дерева в пропитанном древесным соком платье. Над водой по-прежнему горело сияние Призывания, и последние остатки пруда сияли внизу подобно луне только что взошедшей над горизонтом так ярко, что было больно смотреть. Саркан стоял на коленях на другом берегу пруда. Его губы были влажными, с рук капала вода, и только эти части его тела не были покрыты сажей и грязью. Он пил воду из пригоршни. Чтобы в одиночку произнести Призывание, он выпил из Веретянницы, которая была одновременно и водой, и силой.
Но над ним уже нависла королева Чащи, схватившая его длинными пальцами за шею. Пока он судорожно пытался освободить горло от ее хватки, из почвы на его колени и ноги уже начала наползать серебристая кора. При виде моего появления королева с возмущенным криком отпустила его, но было слишком поздно. С протяжным стоном огромная сломанная ветка очагового дерева отвалилась от ствола и, наконец, с грохотом упала, оставив большую зияющую рану.
Она яростно бросилась ко мне, а я сошла с холма на влажные камни ей навстречу.
— Агнешка! — полускрытый под землей, хрипло выкрикнул Саркан, вытянув ко мне руку. Но приблизившись, королева Чащи замедлилась и остановилась. Призывание подсветило ее со спины: находившуюся в ней ужасную порчу и едкую черную тучу долгого отчаяния. Но заклинание озарило и меня, и я знала, что в моем лице она разглядела нечто, что сейчас смотрело на нее.
Я видела в ней, как она покинула лес, как охотилась за каждым из народа Башни, за чародеями и крестьянами, лесорубами без разбора. Как на корнях собственного страдания она высаживала одно испорченное очаговое дерево за другим, снова и снова подпитывая это страдание. Я чувствовала, как, смешавшись с моим ужасом в глубине меня движется скорбь Линайи, ее печаль и жалость. Королева Чащи тоже это увидела, и это остановило ее передо мной.