― Я не злюсь.
Это правда. Я выбросила большую часть злости с Мэддоксом где-то три часа назад. Это значит, что, возможно, я использовала его член для личных целей ― яростный секс чудесен. Что также значит, что все еще чуть больше, чем в часе езды. Отлично. Хотя, я очень взволнована снова оказаться в Вашингтоне.
― Злость полезна, Эми. Я беспокоюсь о тебе и о том, что ты держишь свои эмоции внутри. Это нездорово.
Я закатываю глаза.
― Ты, ты и он? Вы встречаетесь?
― Мы не встречаемся, мама. Мы просто трахаемся, теперь мы покончим с этим?
― Аметист Лили Тейтум!
― Мама, ― отвечаю я. ― Послушай, мне нужно идти. Ты обр... обры... ваешь...
Я отключаюсь и выключаю телефон. В некоторые дни она может быть изматывающей. Вскоре понимаю, что мне нужна музыка. Бл*ть.
Дом моего отца построен из камня, с большими окнами, на которых такой слой налета, что они видны сквозь трещины в краске. Он переехал сюда, когда мне был год, из-за чего я проводила с мамой очень много времени. Я была бы не против, если бы мой отец жил ближе, и могла бы видеть его чаще. Я люблю маму, но с отцом всегда была близка.
Выбираюсь с водительского места и широко развожу руки.
― Эми! ― Лара, партнер моего папы и всемирно известный адвокат, открывает дверь. На ней белый фланелевый костюм-двойка и шлепанцы. ― Привет, девочка!
― Привет! ― я улыбаюсь, направляясь прямо к ней.
Она внимательно изучает мою реакцию. Карими глазами смотрит в мои голубые. У нее длинные волосы цвета пепельный блонд и черты лица, которые я называю мышиными. Она хорошо относится к моему отцу и всегда была милой по отношению ко мне. Они с папой вместе с тех пор, как мне было пять, я думаю, поэтому, в каком-то роде, она всегда была здесь. Лара притягивает меня в объятия, и я расслабляюсь.
― Твой папа на заднем дворе, играет с барбекю. Я немного напугана.
Я смеюсь.
― Да, я не виню тебя. Убедись, что Рокко как можно дальше от гриля.
Она открывает дверь шире, и я ступаю внутрь, закрывая ее за нами. Рокко ― немецкая овчарка моего отца.
Следуя за ней вглубь дома, я прохожу мимо гостиной и кухни, прямо к двери, которая выходит на задний двор.
Папа переворачивает котлеты, одетый в фартук, который я купила ему на день отца пару лет назад, с надписью: «Не оставляйте меня наедине с грилем», а в другой руке держит пиво. Прислоняюсь к дверной раме, борясь с ухмылкой, появившейся у меня на губах.
― Привет, папочка.
Папа быстро оборачивается, улыбка сияет на его лице. Мой отец ― мужчина классической красоты. В его темных волосах уже видна седина, вокруг глаз и на щеках есть морщинки. У него заразительная улыбка и смех, которые могут зацепить даже самых злых людей. У него куча друзей и папа всегда был душой компании. Но также он бывает немного пугающим, когда хочет этого ― особенно, когда дело касается меня.
― Привет, милая, как дорога?
Пожимаю плечами, подходя к нему, он обнимает меня, и я погружаюсь в его тепло.
― Она была довольно долгой, учитывая то, что мама все продолжала мне названивать.
― По поводу чего твоя мать достает тебя на этот раз, и почему она звонит тебе, пока ты за рулем? ― спрашивает он, возвращаясь к котлетам.
У мамы с папой странная дружба. Они шутят, обзывают и даже притворяются, что презирают друг друга. Но все знают, что они убьют или умрут друг за друга. Когда я спросила их, почему они расстались, если так любили, мама ответила: «Иногда, любви недостаточно, чтобы сохранить отношения или брак». Затем я сказала: «Но ведь у вас обоих есть еще и дружба!». Мама ответила: «Да, между нами есть дружба и любовь, Аметист, но у нас нет той любви, которая заставляет твою душу пылать, и это единственный тип любви, на который ты должна соглашаться». Должно быть, я была действительно очень маленькая. Возможно, мне было четыре или пять, потому что то, что они не были вместе, меня не беспокоило. Думаю, в некотором смысле это было полезно. Два счастливых дома куда лучше одного несчастного, и еще в юном возрасте я выучила, что твои душа и намерения всегда должны быть подлинными.
― Джонатан… ― предупреждающе говорит Лара, используя полное имя отца. Обычно все его зовут просто Джон. Она бросает на него предупреждающий взгляд, пока раскладывает вилки и ножи на столе во дворе.
Я хихикаю, вдыхая запах свежескошенной травы и свежей лаванды из сада. Люблю это место. Оно всегда было домом для меня. Знаю, мне повезло. У меня много домов, но больше всего в детстве мне нравилось то, что два дома ― два различных правила. Они всегда ходили вокруг меня на цыпочках, когда я была подростком это было замечательно.
Лара протягивает мне пиво, и я беру его и открываю крышку. Сделав глоток, пожимаю плечами.
― Ну, я встретилась со своими новыми сводными братьями.
Папа ворчит.
― Пап, ты никогда мне не говорил, что ты знал Эллиота?
Он снова ворчит. Я уже поняла, что прямо сейчас это будет все, что я от него получу.
― В любом случае, ― добавляю я. ― Вышло так, что я возможно, встретилась с его сыном накануне вечером в баре.
Папа застывает на месте и оглядывается через плечо на меня. Я сажусь на один из стульев.
Лара смеется, ставя большую тарелку салата на стол, и затем вытирает руки о кухонное полотенце.
― Девочка... ты сделала что? ― мгновение ее улыбка сияет на все лицо, но затем, она, очевидно, осознает, что старый дорогой папочка тоже это слышит, поэтому берет себя в руки и выпрямляет плечи.
Боже, я люблю ее. Никакой злостной мачехи, совершенно. Лара на пару лет младше папы, и когда они встретились, она все еще училась в колледже ― просто скромная выпускница юридического. Большинство девушек ― все еще студенток колледжа ― убежали бы сверкая пятками, если бы узнали, что у парня есть ребенок ― и я сделала бы также. Но она нет. Лара всегда относилась ко мне как к другу. За это я уважаю ее еще больше. У меня есть двое родителей, у всех двое, мне не нужен был третий. Она позволила маме и папе воспитывать меня, пока сама играла классную роль. Типа крутой тети, только лучше.
― Что ты имеешь в виду, в баре? ― спрашивает папа, прищурившись глядя на меня.
― Я имею в виду, что мы кое-что сделали.
У нас с папой всегда были открытые отношения. Например, я никогда ничего от него не скрывала, потому что знала, он никогда не будет судить меня и не будет разочарован. Но убьет любого, кто причинит мне боль. Мой папа ― мой спасательный жилет. Конечно, я люблю свою маму, и никогда бы не стала сравнивать эти две любви, потому что они абсолютно разные, но мама всегда была... мамой. Она светлая, веселая, и иногда может немного... витать в облаках. Но папа? Он всегда был моей стабильностью. Я знала, что никто не может у меня его отнять, поэтому знала, что он может справиться со всем, что я делаю в жизни. И мне очень нравится проверять эту теорию.