– Мы уже в Тироле. А значит – в Альпах.
Вилла Рудольфа Портера стояла сразу за городом, на небольшом плато, с которого открывался вид и на отливающие белизною вершины Альп, и на горнолыжные Олимпийские трассы, и на чудесный Инсбрук. Хозяин выглядел ровесником отца, таким же стройным и спортивным, только шевелюра пореже и седины больше. Это, впрочем, не старило его худощавое, загорелое лицо. Свитер крупной вязки, мягкие серые брюки, приветливая улыбка, крепкое пожатие руки. Он спросил, на каком языке предпочитает говорить молодой человек. Костя отлично владел немецким, но вопрос был задан по-английски, и для него английский был тоже привычным.
На вилле и в Инсбруке они провели отличных полтора дня. Хозяин виделся с ними только за столом, предоставив отцу и сыну общаться между собой.
– У него как раз сейчас есть одно неотложное дело, – пояснил Охлопин.
– Какие могут быть здесь дела? – удивился Костя. – Курорт!
– У Рудольфа здесь есть рабочий кабинет.
– Правда? – удивился ещё больше Костя. – А мне показалось, что он простак, и всё здесь слишком просто. Красиво, конечно, и удобно. Но… Ты прости, однако у моих некоторых знакомых там, дома, такие коттеджи… Шикарные! С саунами, бассейнами, игровыми комнатами, лифтами, зимними садами… Да что там! Куда этой вилле, не сравнить. А ты расписывал – властелин мира!
Эдуард Охлопин засмеялся.
– Да, мой друг Руди человек скромный. На этой вилле и многих других – в разных красивых местах планеты, – всё просто, но, как ты заметил, удобно. Есть, правда, одно исключение – вилла в Лозанне, на берегу Женевского озера. По сути, это целое поместье, окружённое бетонной двухметровой стеной, а в самом особняке имеется и бассейн, и внутренние дворики со стеклянными крышами, кинозал, да много чего! Но главное – там у Руди находится его деловой европейский центр, оснащённый такой техникой связи, какой тебе ещё долго встретить не придётся! Интернет – это одна из небольших его составляющих.
– Здорово! – восхитился Костя. – Вот бы посмотреть!
– И не мечтай! Это его святая святых, посторонние туда не имеют входа. – Отец улыбнулся. – Но это ещё не всё. У него есть один личный остров – в архипелаге Кермадек, около Новой Зеландии. Это – его собственная страна. Вот там всё – по высшему классу. И дворец, и порт, и аэродром, и ночные клубы, и конные манежи… Есть даже армия – небольшая, сам понимаешь, но вышколенная и вооружённая отлично!
У Константина захватило дух.
– Да ну! А ты не передёргиваешь, отец?
Охлопин весело щёлкнул пальцами:
– Молодец, мой мальчик! С юмором у тебя всё в порядке. А насчёт Руди – истинная правда. Да что остров! Может быть, ты знаешь, есть в Африке такая страна – Ботсвана…
– Слыхал, – кивнул Костя. – И что? Он ею тоже управляет?
– Не иронизируй. Там недавно произошёл переворот, смена правительства. По официальной версии – народные волнения, недовольства. Убрали одного президента, поставили другого. И только несколько человек, я в том числе, знают, что это сделал Рудольф Портер.
– Как же так?
– Как – это не главный вопрос: с его-то деньгами. А вот зачем – это интереснее.
– И зачем?
– В этой маленькой стране – алмазные рудники. Принадлежат они, большей частью, Рудольфу. Прежний президент хотел их национализировать. А нынешний делает всё то, что нужно Руди.
– Фантастика!
Они, возвращаясь с прогулки по окрестностям, как раз входили во двор виллы. Из распахнутого окна второго этажа Рудольф приветливо махнул им рукой, сунул в зубы трубку и скрылся в глубине комнаты.
– А с виду – такой простой человек, вроде фермера или механика.
– Когда у человека такой размах, ему не нужен показной блеск. Кстати, ты понравился Рудольфу. И он заметил, что мы с тобой похожи.
Костя давно уже уловил своё сходство с отцом, ему это нравилось. В холле, устланном мягким ковром, топился камин, они сели в кресла, и слуга тут же поставил перед ними на маленький столик поднос с бокалами и кофейным прибором.
– Мы с Руди решили помочь тебе узнать настоящую жизнь по-настоящему богатого человека. Вот ты сказал мне: «Могу поехать на любой курорт». И много ездил?
– Да нет, – Костя усмехнулся неловко. – Пару недель отдыхал на Кипре. Некогда. Много работы. Особенно, когда стал у дяди помощником.
– Узнаю Вадима, – глаза Охлопина иронически сощурились. – Он и в прежние времена был таким. Здесь, на западе, есть даже термин: «работоголик». А я бы Вадима назвал ещё сильнее – «работоманом». Вроде наркомана. Это болезнь. Ему нужна работа не для того, чтобы жить, а сама по себе. И тебя хочет таким сделать.
– Но я не такой!
– Догадываюсь, – засмеялся отец. – Ты весь в меня! Мы с Руди выдернем тебя оттуда. Но и ты должен будешь для себя постараться. У Рудольфа иждивенцы не котируются. Сумеешь проявить себя предприимчивым, находчивым, смелым, – он с удовольствием поможет. Нет – значит нет!
– Сумею! – сказал Костя. Глаза у него горели, но головы он не терял. – Что же мне придётся делать?
– Нет! – Охлопин засмеялся, обнял парня за плечи, потом провёл ладонью по его волосам. – Сейчас о делах больше говорить не будем. У нас мало времени осталось. Вот через месяц в Берне встретимся, обсудим деловые моменты до мелочей.
Костя накануне сказал отцу, что через месяц у него должна быть командировка в Берн.
На следующий день, после обеда, отец и сын выехали в Вену. Охлопин отвёз Костю прямо в аэропорт Швехат, как раз к нужному рейсу. Прощаясь, сказал с лёгкой грустью:
– Ну что ж, сын, до встречи… – Помолчав, многозначительно добавил. – Приветы никому не передаю.
– Я понял!
Они заговорщицки улыбнулись друг другу. И когда поток улетающих потянулся к выходу на лётное поле, Костя оглянулся. Высокий, красивый мужчина, русоволосый и сероглазый, вскинул прощально руки. Таким же жестом, как на старой фотографии.
Глава 8
Чёрное море – Крым, Кавказ! Солнечные, пёстрые, шумные, переполненные курортниками приморские города и городки… Молодой Эдик Охлопин любил эти летние гастрольные поездки. Артистов цирка охотно включали в сборные концертные группы. Акробаты, жонглёры, иллюзионисты и даже дрессировщики с собачками или обезьянками очень оживляли программу и привлекали публику. Гастроли хорошо оплачивались, командировочные деньги давали возможность прилично жить и питаться, а всё заработанное – сохранять. Бывали почти всегда и побочные заработки. Крупные санатории и ведомственные дома отдыха приглашали артистов дать концерты на своих сценах – платили сразу и очень прилично. И хотя работать на гастролях приходилось много, всё же время хватало и в море окунуться, и в ресторанчиках посидеть. Эдуард же всегда находил время и возможность для игры.
Коллеги по профессии знали, что Эдик азартный игрок. Но этим их знания и ограничивались. Приятели-катранщики знали, что Жонглёр – сын знаменитого в прошлом карточного шулера Вольта и сам очень авторитетный умелец. Причём кличка его – «Жонглёр» – никак не была связана с цирковой профессией Эдика. Об артисте Миловзорове его приятели по карточным делам понятия не имели. Неуловимо ловкие движения рук сами родили это прозвище. Эдуард не боялся, что кличка выдаст его. Кто бы стал предполагать, что опытный и неуловимый картёжный мошенник так прозрачно намекает на свою реальную профессию? Смешно! И Эдик много лет оставался жонглёром как в явной, так и в тайной своих жизнях. До той самой гастрольной поездки по черноморскому побережью, которая так изменила его жизнь. Собственно, даже не изменила, а просто сделала её другой – совсем другой. Произошло всё двадцать два года назад.
Филармоническая сборная группа уже неделю играла концерты на сочинских летних эстрадах в городских и окрестных санаториях. Ещё пару дней, и двинутся артисты дальше по побережью – Гагры, Пицунда, Сухуми… Эдик же и без того уезжал в Гагры каждый вечер – там ему обламывался такой приработок, о каком коллеги-циркачи и мечтать не могли.
За Миловзоровым давно уже закрепилась слава сибарита. Например, он никогда не жил в тех гостиницах, где селились коллеги. Обычно это были второразрядные гостиницы подешевле, где в номерах располагались по три-четыре человека, ресторан походил на столовую, а на каком-нибудь этаже функционировал единственный обшарпанный и бедный на ассортимент буфет. Однако артистов такая непритязательность вовсе не тяготила, и только Эдик Миловзоров капризничал. Он непременно уходил жить в лучший городской отель, доплачивая к командировочным из собственного кармана. Впрочем, артисты всегда были народом демократичным, охотно признавая и за собой, и за товарищами необычности и эксцентричности. А Эдик парень обаятельный, компанейский! Хочет шиковать – его дело. После двух-трёх поездок к этому привыкли и уже заранее знали – Миловзоров уйдёт жить отдельно. Иногда, правда, кто-то нет-нет, да и скажет: