— Я знаю, — ответила Белла.
— И вот еще что, — произнес Рольф. — На крыше с котами было что-то еще. Побольше.
— В каком смысле — что-то? — спросила Македа.
— Не знаю, — ответил Рольф. — Но тепла оно не излучало. Значит, кто-то из наших.
20
Охотники
Томми и Эбби
Раньше почему-то казалось, что в интерпретации Эбби предсказание Мадам Наташи имеет смысл. А теперь, стоя на причале у огромной черной яхты, когда ночь была почти совсем на исходе, Томми как-то сомневался.
— Думаешь, она там?
— Может быть. В «Городском блоге» я видела, что судно пришло. Там была картинка, четко смотрелась, и… ой, я не знаю, я ж тут новенькая. Нельзя ожидать, что у меня все будет получаться. Сходи в туман, заберись на борт.
Раздались шлепки босых ног по тику, и вдруг из-за гладкого черного углеволокна кокпита выпрыгнула горгона светлых дредов.
— Благ-будь, братушка. Благ-будь, сестренка. Как оно ничо? — Молодой и очень загорелый человек, он излучал жар жизни, но в его ореоле было тонкое темное кольцо.
Эбби пихнула локтем Томми, и тот кивнул: вижу, мол.
— Что он сказал? — спросил он.
— Не знаю, — ответила Эбби. — Вроде по-австралийски. Если заведет про свое под-низом и не хочу ли я подудеть в его диджее-ду, я пну его по почкам моим «чаком» запретной любви.
— Тада лана, — сказал Томми.
Блондин извлек бинокль ночного видения, быстро в него глянул и вновь отложил.
— Етти-с-матей, так вы мертвячики! Люби вас Джа, мертвенькия мои!
Он перескочил фальшборт на палубу в восьми футах ниже, а оттуда — на причал. Очень подтянутый, очень мускулистый, и пахло от него рыбьей кровью и неморской травой.
— Пелекекона по прозванью Кэп Кона, пират рассольнай науки, лев Сиона и дредовейшия корешок мертвячкам первого ранга, поди не знаете.
Он протянул руку Томми, и тот ее пожал — с опаской.
— Томми Флад, — произнес он и добавил, ибо чувствовал, что и ему не хватает какого-то титула: — Писатель.
Затем раста-блондин сгреб в охапку Эбби, обнял ее и расцеловал в обе щеки. Руки его задержались у нее на спине и соскользнули пониже. Отпустил он ее, когда Эбби резко согнула одно колено, и он рухнул на настил пирса.
— Отвали, ебанатический пеньковый маппет! Я Графиня Абигайль фон Нормал, аварийно-резервная владычица тьмы Большого Района Залива.
— Графиня? — уточнил Томми уголком рта.
— А к тому ж стройная и аппетитько-печеняшная мертвячка, изячныя, что снежин’чка, ага, — сказал Кона. — Страху нет, мертвячики мои, у нас со мной вам шикарныя алоха, но на судно вам низзя. Этот «Ворон» уббёт вас намертво, и не пикнете. Но Вавилон мы и тут’чки воспеть могем, чувак. — Из одного кармана шортов он извлек трубку и зажигалку, из другого — стерильный ланцет, каким диабетики тычут себя в пальцы, чтобы взять кровь на анализ. — Ежли кто-нить из моих новых корешков-мертвячиков пожертвуйт чуваку на туманность. Каплюшку-другую.
Эбби посмотрела на Томми.
— Ренфилд, — сказала она, закатывая глаза.
Томми кивнул. Она говорила о Ренфилде — сбрендившем кровавом рабе Дракулы из классического романа Брэма Стокера. О первом «жукоеде».
— Не исключено, что в этом мы вам и поможем, — сказал Томми. А Эбби добавила:
— Ты не достоин нашей помощи, не достоин быть свободным, и мы оба точняк будем дебилы, если поможем тебе, вампирский дурак. — Она сделала книксен. — Бодлер, «Les Fleurs du Mal». Я, конечно, парафразирую.
— Мило, — сказал Томми. Романтическую поэзию она знала — не очень хорошо и не очень точно, но знала.
— Ах, чувачок, я такую пару-фраз в Мексике как-то пробывал. Лодка — она слишком быстро по тормозам, и этот братушка с неба как фигак одним камешком. Не-е, чувачок, Кона высоты не полюбляйт.
— Да это не парасейлинг, имбецил, а парафраза.
— А. Тада друг-дело.
— Казалось бы, — сказала Эбби.
А Томми произнес:
— Кона, я уступлю тебе каплю крови, но сначала подтверди: ты и впрямь говоришь, что это судно принадлежит вампирам?
— Ну, чувачок. Моим хозяйвам-мертвячкам. Стар-могучим.
— Они сейчас на борту?
— Не, чувачок. Они тута бедствие разрульвайт. Котов-вампиров старпер наоставлял.
— Только котов?
— Не, чувачок, они тута все почистят. Всех, кто их видел, кто про это знайт. Они уборку в доме делайт, братушка.
Эбби покачала головой, будто ей в уши затекла вода. Томми понимал, каково ей.
— Значит, старые вампирюги пригнали сюда мочить свидетелей и кого не, а тебя оставили тут за главного, так? Тебя одного?
— Щ-щёб, сестренка. Кона — итибан[12] пирацкий кэп, перво-класс по рассольныя науке.
— Как же они так? Ты даже секретов хранить не пытаешься.
С Коны слегка соскользнула вся его добродушная бравада — плечи его обмякли, а когда он заговорил, пиздодуйский акцент солнечных островов куда-то девался:
— Ну а кто мне поверит-то?
— Верно заметил, — заметил Томми.
— А кроме того, вы же все равно про вампиров знали. Я проверил, тепло не излучаете.
— Еще раз верно заметил, — еще раз верно заметил Томми. — Так это те же самые, что изымали Илию?
Эбби рассказала Томми, что Император видел Илию и шлюху Синию — они уплывали с тремя вампирами на лодочке в туман с причалов Яхт-клуба имени Святого Франциска.
— Ну, чувачок. Тот старый кровосос ща внизу запертый отвисайт, все герметичненько. Братуха этот совсем психу дался, зубдаю.
Томми рассчитывал на какой-то озноб в себе, но тревоги отнюдь не ощутил. Вместо нее все его чувства и острота ума как-то подтянулись, заточились. Драпать он не хотел — только драться. Вот так новость.
Он деловито уточнил:
— Значит, Илия, шлюха и сколько остальных?
— Тока три, чувачок. Шлюхи не. Она вампушка второго поколения, чувачок. Такие долго не живут. Свернулсь клубочеком и намертво померла, поди знай.
Эбби подскочила к нему и постаралась схватить за горло, но рука у нее оказалась слишком мала, поэтому Кона под ее натиском просто рухнул на пирс.
— Что за хуйню, что за хуйню, что за хуйню, что за хуйню ты мелешь, Медуза?
— Ой, они думайт, Кона не сечет, но тока те вампы, кого Илия заделал, долго держацца. Как все ж насчет капли Сиона, братушка? — И он опять протянул ланцет Томми.
Но тот был ошарашен.
— Так, еще кое-что. Зачем им сюда приводить судно? Они же знали, что мы взорвали яхту Илии.
— Ну, чувачок, тока «Ворон» — она не такая. Она себя сама бережет. — Кона вытянул руку, и Томми впервые обратил внимание: на запястье у псевдо-расты было что-то вроде собачьего ошейника с вмонтированным шокером. — Ежли не буду его тута носить, «Ворон» Кону мертво-намертво приббёт. Она знайт. Она их троих знайт. А всяких прочих — отправляйт к Дэйви Джоунзу.
Томми взял у Коны ланцет, развернул и уколол себе палец.
— Не бывать такому. — Эбби перехватила его руку, когда он протянул ее Коне. — Грязный хиппи не тронет тебя нечистым ртом своим. Может, ты и мертвый, но от таких вот можно запросто словить мячиком какую-нибудь мерзостную заразу.
— Ты б нежней, печенька, у Коны тож чуйства имеются.
Эбби порылась в сумке и достала авторучку. Сняла с нее колпачок, выдавила в него кровь Томми и только тогда отдала Коне.
— Так-то лучше.
Растафара высосал колпачок с такой силой, что чуть не вдохнул его, потом сел на настил и сверкнул широченной и белейшей улыбой.
— Во-о, чувачок, судно к Сиону порулило.
У Эбби залился трелью телефон. Она глянула на экранчик, сказала:
— Фу, — и отвернулась поговорить.
Томми слышал в трубке голос Пса Фу — он умолял Эбби вернуться в студию прямо сейчас. Томми перевел все внимание на Кону.
— Как так? — спросил он.
— Дрить, братушка, чувачку ж полюбляйцца ганджа с кровью, а стал-быть прыгнуть с борта могуче трудняк бует, но когда я на «Ворон» вербовалсь, команда тут была двацть челов. Грят, парни эти ушли, но как тут с борта прыгнешь, када пять дней в море? Эта мертвушка Македа — печенька-африканочка вся такая, она моих товаров по плаванью и скушала, смилуйся Джа. Один Кона осталсь.