Она на цыпочках поднялась выше и, наконец, подошла к своей квартире. Женя, муж, должен быть дома, в постели. Татьяна до сих пор не видела ни одного оставшегося нормальным человека и не могла не думать о том, что может её ждать за дверью. Она тешила себя надеждами, что в помещении с закрытыми окнами шанс заразиться меньше. И потом, ей каким-то образом удалось не измениться — значит, должны быть и другие такие же люди. Обязательно!
Женщина по привычке протянула руку к кнопке звонка. И замерла.
«Нет. Лучше не шуметь почём зря», — решила она и нащупала в кармане плаща ключ. Вставила его в замочную скважину и медленно повернула. Хорошо смазанный механизм замка почти не нарушил тишину, отомкнувшись. Закусив губу, Татьяна приоткрыла дверь и заглянула в щель.
В прихожей было темно — как всегда. Даже в самый яркий солнечный день здесь царила полутьма. Отсюда также была видна часть зала и коридора, ведущего в спальню.
Женщина напрягала слух, силясь уловить малейший угрожающий звук. Приболевший Женя мог и не услышать щелчка замка и звука открываемой двери.
«Может, и вправду спит? — предположила Татьяна. — Хотя вряд ли… Снаружи ведь такое творилось! А если его нет дома?.. Вдруг он вышел, чтобы кому-то помочь?»
Терзаясь догадками, она шагнула в квартиру. Заглянула в кухню, мельком окинула взглядом зал — ничего необычного. И направилась туда, где был супруг, когда она уходила — в спальню.
С бешено бьющимся сердцем, сбивчиво дыша, она подошла к закрытой двери. Тело покрылось холодной испариной, в том числе и руки, которые женщина вытерла о плащ. Помогло всего на несколько секунд, а потом ладони снова увлажнились.
Больше не в силах выносить растущее напряжение, Татьяна толкнула дверь.
Он был там.
Муж стоял у окна, прижав к нему руки. На стекле виднелись смазанные отпечатки пальцев и ладоней. Серого цвета. Это же вещество было на шторе, которая валялась на полу вместе с сорванным карнизом. На обоях на каждой стене, на кровати, на изнанке двери, даже на полу…
Евгений отступил от окна и повернулся к жене.
Её затрясло, когда она увидела потемневшее, изуродованное несвойственным ему злобным выражением, но всё равно родное лицо человека, с которым прожила почти десять лет.
Он начал к ней приближаться.
Татьяна бросилась к выходу. Выскочив из квартиры, она услышала шаги на лестнице и заметила внизу незнакомого мужчину, уверенно поднимающегося к ней. В поле зрения была только матово серая рука, скользящая по перилам.
Женщина не побежала наверх, поскольку из этого подъезда не имелось выхода на крышу. И прорываться через одного (пока?) противника на лестнице тоже не стала. Вместо этого она вернулась в квартиру и заперла замок изнутри.
Евгений уже был в прихожей. Увернувшись от его протянутых рук, Татьяна бросилась на кухню. Тело словно действовало само по себе — она выдвинула ящик стола и схватила самый большой нож.
Супруг показался в дверном проёме.
Татьяна знала, что ей нужно — ПРИДЁТСЯ — сделать, но всё же простонала:
— Женя, остановись! Это же я!
Он проигнорировал её, продолжая приближаться.
Женщина крепче сжала нож, и когда муж («Нет, это не он, а только его оболочка!») попытался схватить её за горло, вонзила лезвие ему в живот. Оно на удивление легко вошло в тело Евгения по самую рукоятку. Мужчина ничего не предпринял, чтобы избежать этого — и не остановился. Его руки непременно сомкнулись бы на шее жены, если бы она не отклонилась в сторону.
Скрюченные пальцы впились в плечо Татьяны. Резкая боль придала ей сил, и она, вынув нож, воткнула его снова, почти в то же место. Хватка немного ослабла, однако вторая рука Евгения уцепилась за волосы супруги. Женщина нанесла третий удар, и на этот раз в грудь. Лезвие сначала упёрлось в ребро, а потом соскользнуло и проникло вглубь тела, плотно застряв в чём-то упругом.
Мужчина замер и начал оседать. Пальцы он так и не разжал, и поэтому увлёк Татьяну за собой на пол.
До сих пор она не издала ни звука. Теперь же коротко вскрикнула, повалившись сверху на тело мужа. Не без труда избавившись от его хватки, она отползла в сторону и её стошнило.
Когда рвота прекратилась, женщина, вопреки мольбам разума, посмотрела на Евгения. Из ран в животе и груди текла кровь — точно такого же серого цвета, как и его кожа. Глаза мужчины были широко открыты и безжизненно уставились на потолок.
На этот раз он действительно был мёртв.
Нож, вонзённый Татьяной в сердце супруга, она больше использовать не могла. Приподнявшись, она взяла из ящика стола другой, чуть поменьше, зато такой же острый (Евгений сам наточил их всего с неделю назад; знал бы он…).