Советское руководство понимало, что в условиях «холодной войны» любой советский военнослужащий «африканского спецназа», попавший в плен к противоборствующей стороне — это мощное оружие в идеологической борьбе. Поэтому советские военные специалисты не носили с собой документы, подтверждающие их статус. Известно, что министр обороны СССР Маршал Советского Союза А. Гречко на проводах советских летчиков в Египет в марте 1970 года предупреждал советских асов, посланных для зашиты «мирного неба» Египта: «Имейте в виду, товарищи, если вас собьют за Суэцким каналом, и вы попадете в плен, мы вас не знаем, выкарабкивайтесь сами». Многие, выполняя это указание, гибли, другие в критической ситуации пускали себе пулю в лоб. Но, если в бессознательном состоянии все же и попадали в плен к противнику, то на допросах, повторяли твердо заученную «легенду» о своей исключительно мирной профессии «гражданского» летчика, ремонтника или моряка.
Десятки тысяч военнослужащих «африканского спецназа» с честью выполнили свою миссию на Черном континенте. Многие были удостоены высоких наград. В том числе и посмертно. Но указы об их награждении тщетно искать в газетах и официальных сводках. Они никогда не публиковались. А по возвращении домой, наших интернационалистов часто ждали и неприятные сюрпризы. Например, советских военных специалистов, после выполнения своих обязанностей в Египте, вместо торжественной встречи в Севастополе и Одессе ждало… оцепление из автоматчиков. Оказавшись на Родине, оставшиеся в живых советские ракетчики и пэвэошники оказались в закрытых военных городках, где их посадили «на карантин». Запрещалось звонить родным и близким, вся почта перлюстрировалась. С каждым был проведен инструктаж о соблюдении режима секретности. В дальнейшем всем военнослужащим запрещалось кому-либо разглашать сведения не только о подробностях пребывания в стране, ни о самом пребывании в загранкомандировке.
У большинства советских военнослужащих, побывавших в Африке, в том числе и в Анголе, которая является основной темой повествования этой книги, и по сей день, в личных делах никаких отметок о пребывании в составе «африканского спецназа» нет. Хорошо, если вместо записи о командировке в ту или иную страну, стоит неприметный штамп с номером воинской части, за которым скрывалось 10-е Главное управление Генерального штаба ВС СССР. Не могут и многие из них рассчитывать на льготы, положенные участникам боевых действий: попробуй, докажи свою причастность к событиям тех лет…
Если бы меня и моих коллег, работавших в начале 80-х годов в Анголе, назвали бы «наемником», точно плюнули бы в лицо. Еще бы мы — «воины-интернационалисты», приехали, чтобы помочь становлению молодой, свободной республики, которую со всех сторон окружают враги. Наше присутствие было четко идеологически и политически обосновано, а главное — мы находились на территории страны по приглашению правительства, получившего международное признание. С точки зрения международного права наше пребывание там было абсолютно легитимным.
Однако если задуматься не о политическом, а о профессиональном статусе, то, безусловно, на эту проблему, стоит взглянуть несколько по-другому. А была ли между нами большая разница? Чем, скажите, отличались друг от друга в профессиональном плане гражданский французский техник, завербованный ФНЛА для обслуживания боевого вертолета Алуэтт, и мой друг по ангольской командировке капитан ВВС Борис Мурашев, приехавший по просьбе МПЛА для обеспечения полетов грозных Миг-21? Ни тот, ни другой напрямую в боевых действиях не участвовали, а только готовили авиационную технику к вылету. В чем принципиальное различие, например, головореза-инструктора по рукопашному бою из команды Робера Денара, приглашенного Холденом Роберту от огромного, медведеподобного офицера спецназа ГРУ, которого я как-то инструктировал в ГлавПУ СА и ВМФ по вопросам «информационно-пропагандистской работы среди местного населения» перед отправкой в учебный центр АНК в Анголе? Его профессия была аналогичной: «научить ребят кидать ножики, лопатки, а то и голыми руками шею сломать». А ведь этот центр готовил партизан «Умконто ве сизве», так называемого «боевого крыла» АНК, для диверсионных действий на территории другого государства. С точки зрения тогдашнего руководства ЮАР они были самыми настоящими террористами.