«Ты не сможешь меня остановить...» – Это была последняя фраза сказанная голосом, словно связь прерывалась, и он больше не мог оставаться со мной.
Огни отступали во тьму. Вскоре и вовсе пропали. Дождь внезапно кончился. Наступила, сопутствующая кладбищенской атмосфере, мертвая тишина.
Стикс со вздохом уселся на примятую траву рядом. Мы очень долго молчали, тупо уставившись в голубовато-белесое яркое чистое безоблачное небо. До сих пор мы не могли поверить, что выбрались уцелевшими.
– Стикс, – произнес я, переводя дух – а как мы с тобой познакомились?
***
– ...состояние улучшенное, сегодня утром буквально за час до вашего прихода она очнулась, что-то говорила о какой-то вине, прощала кого-то..., – рассказывал щуплый седовласый доктор. – Можете войти. Пациентка сейчас отдыхает, но на пару минут можно. А вы ей собственно кто?
– Сын.
Доктор смерил меня подозрительным взглядом и удалился. Я же осторожно отворил дверь и вошел в палату. Она лежала на кровати – спала. Вещи располагались в том порядке, как и лежали раньше, хотя я навестил ее впервые. На прикроватной тумбочке стояла тарелка с фруктами, стеклянная ваза с цветами и маленькая деревянная иконка с ликом Спасителя.
Мне достаточно было увидеть ее. Тревожные чувства уступили место волнению. Столько лет прошло, она, словно не изменилась.
Проснувшись, мама взяла меня за руку – не крепко, так, словно уже знала, что я приду. Слабо улыбнулась мне, не сдержав счастливых слез, тонувших в горьких воспоминаниях. Но это уже не важно. Я боялся не сдержаться, почувствовав себя открытым перед ней, как на ладони, все мои страхи и беды обнажились, мне казалось она обо всем знает, ей кто-то рассказал.
– Мой мальчик, – произнесла она с нежностью, с грустью, перебирая мои пальцы, словно четки. – Мой маленький малыш... что же ты наделал...
Я крепко обнял ее и заплакал.
***
– ...главный урон пожар нанес спальной комнате. Пострадала мебель. Думаю, причиной возгорания мог послужить дымящийся окурок от сигареты, попавший на одеяло..., – объяснял крепкий мужчина маленького роста, одетый в пожарную форму запачканную сажей.
Он покинул помещение, и я остался наедине со своими мыслями. Запах гари сохранился после недавнего инцидента. Вся квартира пропахла.
Первое, на что я обратил особое внимание, когда вошел в свою комнату – играл старый радиоприемник, как будто его и не выключали за время моего отсутствия. Как будто единственная уцелевшая, средь всего этого бардака, вещь. От шкафа осталась лишь пара обгоревших деревяшек.
С треском и шипением из динамиков доносилась неторопливая мелодия. И растянуто, с выражением запел густым басом чей-то тоскливый голос.
«Будет в эту ночь полная луна и утренняя звезда, что так далека, станет всем видна...»
Пару часов назад мы сидели на этих креслах: Я, Стикс, Клеменс и Кертис. Живые и здоровые (ну, может почти здоровые).
Я открыл окно нараспашку, впуская внутрь прохладный вечерний ветер. Опять непогода.
«Небо льет дождем – ангелы грустят, неженка нарцисс клонит листья вниз, что же делать мне?»
Вроде бы все закончилось, нет повода для тревог. Но в душе закрались дурацкие сомнения. Они не покидали меня, словно нехорошее предчувствие – движение чего-то неименуемого. Словно заноза в мозгу. Кажется, я был близок к разгадке, настолько близок, но не хватало усилий или что-то мешало мне понять, добраться до основы моих страхов. Что-то не так. Я всерьез начал задумываться.
«Чтоб я не сказал, точно знаю я, в этот час я буду мечтать о тебе...»
Разве духи мщения – это не призраки? Разве они способны открывать людям картины прошлого или будущего? Показывать то, чего в реальности существовать не может. Кости эти были всего-навсего средством, но никак не причиной.
«Спрячу те мечты в тайники души, суну под кровать – там они и должны лежать»
Я неожиданно почувствовал над ухом чье-то тяжелое, зловонное дыхание, от чего резко обернулся. Никого не было. Мороз прошел по коже.
«Закончится вино, груз забот уйдет, и все о чем мечтал, но хотел забыть, возвратится вновь... возвратится вновь...»
В глазах резко потемнело и заложило уши, однако я услышал до боли звонкий, ядовито-глумливый смех.
– Ты не сможешь его остановить, – сказал мерзкий писклявый голос и зашелся в безумном хохоте.
– Ты не сможешь его остановить, – подхватили другие писклявые голоса нестройным хором.
Я опустил голову и увидел их. На подоконнике в ряд стояли горшки с засохшими цветами. Они шевелились, дергались, словно змеи в огненом танце.
– Он идет, – шумели голоса, с каким-то дьявольским упоением и трепетом повторяя: – Он идет. Он идет.
Я зажал руками уши и, под сводящий с ума непрерывный гул писклявых демонов, громко завопил...
«Нужно предупредить Стикса» – откуда-то взбрело в голову, как сигнал, после которого в доме воцарилась тишина. Я окаменел, словно превратился в один из черных камней из моего сна. И почувствовал его приближение. Я невольно прислушался и уловил низкий рокочущий звук. Он спросил:
– Знаешь, чьи кости вы тогда отрыли?
Я сохранил молчание. Каждая мышца на теле была напряжена.
– Это были кости твоей матери, – сказал он.
Дыхание перехватило.
– Нет... Это ложь! – закричал я на всю квартиру. – Сукин сын, ты лжешь! С ней все в порядке!
Сердце разрывалось от чудовищного страха. От непоправимого ужаса. Я до конца отказывался верить ему.
– Твоя мать умерла давным-давно, когда ты еще был ребенком, – продолжал он. – Ты не помнишь?
Ноги подкосились, и я осел на пол.
– Но я вернул их..., – сдавлено произнес я уже шепотом, потерянно, опустошенно. – Мы закопали их... эти кости принадлежали Харперу Крейну!
– Его нет. И никогда не существовало.
– Этого не может быть…
– Тебя постигла беда.
– Господи... боже... боже, прошу тебя, – умоляюще причитал я, лихорадочно блуждая измученным, бессмысленным взглядом по полу. – Нет! Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты, твари!! Чертовы демоны!! Ты забрал ее у меня!! Это ты ее забрал!!.. Что тебе от меня нужно!? Что ты такое!!?
– Я хаос в твоей душе. Я смятение в твоем разуме. Мой храм боли воздвигнут в твоем кровавом сердце. Приди же ко мне.
«Нужно предупредить Стикса»
Он безжалостно прорычал внутри меня ледяным, пустым, низким, презрительным голосом:
– Глупец! Стикса больше нет! Ты остался один.
И как будто в груди потух свет...
Конец.