Кон-Сай оперлась обеими лапами на шею своей кобылки и подняла на меня красные глаза:
– Нет смысла разрушать взгляды на религию, Мирпуд. Религия сама по себе – вещь очень хорошая и нужная. А вот подорвать доверие к тому, кто являет собой символ религии, будет лучше и эффективнее, да и проще.
В голове всплыла история, которую нам рассказывал один преподаватель в вузе по поводу того, как однажды обрушили очень крупный банк, привлекая к этому всего лишь с десяток человек. Система была очень простой – в разных частях города встречались два «друга» (а на самом деле – подставные люди), и громко рассуждали о том, что банк (назовем его «Банк А») вот-вот рухнет, нужно срочно забирать оттуда деньги и прочее. Естественно, это не было правдой – Банк А был очень сильной организацией с минимальными рисками. Но этот разговор «между собой» был произнесен в разных частях города – и люди в панике повалили в Банк А забирать свои вклады, поверив рассказам. Как вы знаете, если из любого банка попробовать вытащить все деньги, то он рухнет. Так и случилось с Банком А – всего-то десять человек обрушили очень сильную кредитную организацию. А все почему? Правильно, люди склонны верить слухам. Я вновь обратился к охотнице:
– Джесс, кто назначает служителей Ордена в церквях?
Волчица бодро ответила:
– Если говорить о Святилищах в Ландаре, то этим может заниматься и Иерарх. Иначе же это делают его представители в других городах или деревнях, если там есть Святилище.
– В сознании прихожан укрепилось то, что все идет от Верховного Иерарха?
– В принципе, так и есть.
– А что, если мы заставим сомневаться в тех, кто представляет религию в деревнях и малых городах?
Джес элегантно вытащила кинжал и стала подчищать себе коготки:
– И как вы это сделаете, Мирпуд?
Я усмехнулся:
– Ты мне в этом поможешь.
Охотница удивленно подняла ушки:
– Я?
– Ну конечно. У меня есть идея, которую я не смогу исполнить в одиночку без твоей помощи. Мы приходим в деревню, где есть Святилище. В нем мы заходим в церковь и объявляем, что по приказу Ордена мы должны задержать служителя, потому что он объявлен еретиком. Ведь для Ордена еретичество – одно из самых тяжких преступлений, так?
Волчица кивнула:
– Конечно. Причем не просто одно из, а самое тяжкое.
– Тогда все будет как нельзя лучше. Приходит Кон-Сай, которую все боятся, вместе с магом, и они арестовывает служителя Ордена. У прихожан паника. Сначала они просто испугаются. Но мы продолжим делать это в разных местах, слухи об этом будут распространяться во все стороны, и звери задумаются. Если по приказу Ордена начинают арестовывать служителей Ордена в Святилищах по обвинению в еретичестве, так может, и в самом Ордене засели еретики, которые теперь так заметают свою причастность к назначению преступников на должность служителя? Чем большее количество служителей будет арестовано тобой по обвинению в еретичестве – тем больше будет посеяно сомнений в умах прихожан. Так они придут к мысли, что сам Иерарх может быть нечист на лапу.
Самочка убрала кинжал в ножны:
– Предположим, вы посеяли таким образом сомнения. Но этого мало. Остается два вопроса. Куда девать этих служителей? Неужели вы, будучи в нынешнем состоянии захотите их лишать жизни? Лично монахи не виноваты – они не решают, каким путем идет религия. Их цель – всего лишь доносить слово Арханиса до прихожан. И второй вопрос. А что дальше? Даже лишив поддержки отца Бойдула среди прихожан, вы не сможете его победить просто так. В Ландаре он почти неуязвим. Тем более, сейчас он получит Монолит Силы – и тогда к нему вернется неограниченная власть. Даже имея меня в качестве союзника, вы неминуемо проиграете.
Я вздохнул:
– Ответ на первый вопрос прост. Поработи их и заставь идти их прочь, рассказывая по пути прихожанам, что их обвиняют в еретичестве, и это правда. Либо же просто угрозами заставь их покинуть Граальстан. В общем, придумаем. А по поводу второго...
Я достал из капюшона спящего Эйнара и положил его на плечо:
– Придется заставлять сомневающихся прихожан следовать моим словам.
Глаза Джесси расширились:
– Судья?
Я невесело усмехнулся:
– Да, в лесу во мне второй раз за последнее время очнулся Судья. И именно Судья объявил войну Священному Ордену, а не Мирпуд В’арф.
Кон-Сай смотрела на волка широко раскрытыми глазами. Еще в Кенсане она видела в этом странном менестреле какую-то сущность, которую назовешь не только магией, но и как будто его внутренней энергией. А теперь ощущение того, что он Кон-Сай, не покидало ее и сейчас. Так почему же ей не удалось его поработить? Почему она стала его рабыней, а не наоборот?
В Ордене всегда опасались Судей. За прошедшее тысячелетие их было около десятка, и пусть не каждый из них был очень опасным противником, но каждого из них было непросто уничтожить. Поэтому появление Судьи было для Ордена тревогой. Джесси не знала, осведомлены ли в Ландаре о том, кто есть Мирпуд. Возможно, отец Бойдул подозревал, что волк не просто менестрель, которого нашел патрульный отряд, но по-настоящему в Цитадели заволновались только после побега перебежчицы-Проклятой, когда еще выяснилось, что сбежал и ученик главного гарнизонного мага. Конечно, тогда посылали разыскные отряды, чтобы найти сбежавшего ученика, а вместе с ним и еще троих зверей, но им не удавалось этого сделать. И только после того, как Джесси заметила Мирпуда, поиски стали более конкретными и направленными.
Не дождавшись ответа от Джесси, я вновь погрузился в мысли, теребя гриву Зогмо’са между лап. В голове был приблизительный план, что я хотел сделать. Но меня начали разбирать сомнения. Зачем мне это все? Даже если я начну ту войну, что провозгласил Судья, что мне это даст? Вейлин из мертвых это не воскресит, щемящее чувство одиночества тоже никуда не денется. Что толкнуло меня обсуждать с Джесси план действий?
Мыслями я вернулся к дневнику. В нем автор перечислял положения архианства и иногда цитировал «Слово Арханиса». Благодаря этому я более-менее представлял, что представляет собой архианство как религия. Может, причина моих мыслей о сокрушении Бойдула лежит в этом? Когда я только появился в этом мире и узнавал какие-то факты о архианстве, то она казалась мне какой-то версией христианства (точнее, католического христианства). Но уже рассказ Лассы в стенах Святилища на границе с Меровией поколебал мои убеждения, а потом уже и чтение дневника укрепило меня окончательно в мысли, что архианство имеет мало общего с христианством.
Особенностью веры в Арханиса было то, что в истинном архианстве, которое заложил еще Ягмур (а может даже и Гизлен Бартранди, тут мне уже неведомо), Арханис не являлся Богом в том смысле, который мы привыкли вкладывать в это понятие. Иисус Христос был Богом (ладно, пусть даже сыном Бога, суть не меняется), Арханис же им не являлся. Он олицетворял собой скорее доброго духа и защитника Мира Спокойной Воды. При жизни он был самым простым зверем, как Бирн или лар Фархад. В нем не было ничего особого, кроме того, что он отрешился от мира и постигал его сущность. И даже его «смерть», а точнее переход в статус защитника, не изменил ничего. Да, у него появилась сила, чтобы побеждать зло в невидимой войне на Небесах, но только временно. Легизмунд всегда был силен, и он уравновешивал добро в этом мире. На этом и зиждилась религия – архианская паства есть не рабы Божьи, а скорее подопечные Арханиса. Он был для них не карающей десницей, которая наказывала за неподчинение себе, а помощником, который мог прийти на помощь в трудной ситуации. Именно в этом и заключался смысл первоначального архианства – почитание Арханиса, но не раболепный страх перед ним. Именно в этом пункте нынешнее архианство принципиально отличалось от прошлого.
Что я видел в реальности? Еретичество тяжко каралось, инакомыслие не допускалось, все боялись попасть в лапы охотниц, таких как Джесси или погибшая Янка. Религия добра превратилась в религию страха.
Вспомнились и измученные «разбойники», которые были под началом Себастьяна. Вспомнились их разговоры о взимании неимоверных налогов в пользу «скромного» Ордена. Одна из отличительных черт изначального архианства – оно было религией скромности. То, что Орден требовал от прихожан, он же выполнял и сам. Требовал быть скромными в жизни – и сам таким был. Так у паствы не было ощущения, что Орден прикрывается громкими фразами, а сам не являет собой пример для подражания.