Путь был достаточно скучен. Перед моими глазами вставали все те же пейзажи, что я видел, когда бежал в сторону границы, только теперь они плыли в обратном порядке. Нам не встречалось ни патрулей, ни облав, ни гарнизонов – ничего. И как раз этот факт меня настораживал даже больше всего. По моим подсчетам, Цепной Коул должен был приложить все усилия, чтобы успеть в столицу как можно быстрее. За сколько он бы проделал этот путь при наилучшем раскладе? Не думаю, что он бы смог преодолеть его быстрее, чем за неделю, если только в Граальстане не успели тайно изобрести автомобиль за то время, пока меня не было в королевстве. А сколько прошло? Ну положим, что мы были в пути с Джесс уже почти неделю, считая с того момента, когда была убита Вейлин.
Часто за эту неделю я доставал из сумки награду серебряных призеров фестиваля бардов в Стиндале. Не считая сумки Вейлин с ее вещами, которую у меня не поднялась лапа выбросить, статуэтка оставалась единственным напоминанием о волчице. Всякий раз, когда я брал ее в лапы, мне становилось теплее, причем не на словах, а на деле. Я не знаю, в чем была необычность этой статуэтки, но каждый раз она умудрялась если не делать меня счастливым, то хотя бы помогала чувствовать себя не так паршиво.
Мне нравилось ехать в седле и проводить время за изучением статуэтки. Мне нравилось водить коготками по изгибам лиса с музыкальным инструментом в лапах, исследуя каждую выпуклость и впадинку. Часто мне казалось, что пройдет немного времени – и серебристый лис оживет и заиграет печальную, пронзительную мелодию, которую услышат все вокруг. Но проходили дни –ничего не происходило, и, в конце концов, я доставал награду только для того, чтобы немного сбить печаль и страх перед предстоящим.
Во время привалов, когда ночь накрывала Граальстан, и на небе появлялась золотистая луна, покрывавшая окрестности приятным оттенком благородного металла, я занимался вырезанием по посоху. И снова я не понимал, почему я вырезаю тот или иной знак – как и на балу в королевском дворце Мариссы, меня вела неведомая лапа, не дававшая отклониться от намеченной канвы или сделать неверное или лишнее движение. За неделю я смог вырезать два знака, один из которых заставлял шар на вершине выстреливать загадочной синеватой пеленой непонятного назначения, а второй превращал навершие в шипастый стеклянный шар, делая посох подобием палицы на длинной ручке. Помнится, я слегка коснулся стеклянного шипа – и в ту же секунду со стоном начал зализывать кровь из порезанного пальца, потому что выросты получились наточенными до бритвенной остроты и очень прочными, несмотря на внешнюю хрупкость.
Коул радостно воскликнул, увидев на горизонте шпили Ландара. Наконец-то его путешествие закончено! Молодой тигр был измотан бессонными ночами и почти полуторанедельным путешествием, но осознание того, что путь в сотни миль остался позади, вселял в него силы и бодрость. Казалось, что настроение седока передалось и коню – гнедой жеребец, уже четвертый по счету, на котором Коул ехал в сторону столицы, как будто посвежел и несся вперед несколько быстрее, хотя был измотан не меньше своего владельца.
Позади остался Ларотийский лес, перевалочные деревни, и теперь перед взором Чойг-Ма’л расстилался величественный пейзаж столицы на холме – Ландара. Традиционно множество караванов держало свой путь как в город, так и из него, но одинокому всаднику, как Коул, не составляло труда обогнуть неповоротливые тарантасы с ленивыми возницами и похрапывающими быками. Конечно же, его никто не задерживал – караванщики считали слишком дорогой платой возможность остановить Цепного, несущегося во весь опор к воротам Ландара.
Уставшему Коулу стоило больших трудов затормозить перед стражниками, охраняющими вход. По заведенному порядку, Цепные каждого города имели свои отличительные знаки на доспехах, размещаемые на плечах, на импровизированных скобах. По ней солдаты сразу опознали тигра как солдата из Кенсана. К счастью для Коула, в тот момент капитан стражи, аллигатор Краш, нес дежурство наравне со всеми, и поэтому Цепному не пришлось ждать, пока ему удастся переговорить с начальством:
– Лар, я приехал из Меровии по заданию отца Бойдула. Передайте ему, что я смог доставить обратно Монолит.
Краш, не отличавшейся многословностью, коротко показал на одного из солдат стражи и сделал какой-то витиеватый жест, показав в сторону центра города и на Коула. Выбранный стражник, светловолосый сервал, отсалютовал капитану и обратил взор на Коула:
– Я провожу вас до Цитадели.
Магистр Бойдул пребывал в дурном расположении духа, что случалось с ним в последнее время слишком часто. Чтобы немного расслабиться, он проводил время в летнем саду Цитадели. Сад был создан титаническими трудами многих поколений магов, работавших в твердыне Ордена – было очень сложно заставить цвести растения и деревья в месте, где воздух был пропитан магией, причем не всегда хорошего толка. Чтобы сад мог цвести, как и всякий другой, пришлось ограждать всю зелень особым экраном, который защищал зеленый уголок от выбросов магии и энергии. И это сработало – несмотря на то, что внутри Цитадели не было возможности создать очень большого сада, в итоге он вышел огромным. Мощеные дорожки вели как среди клумб с цветами, там и среди вековых деревьев, которые давали ощущение спокойствия и прохлады.
Крыши в саду не было, и все цвело под открытым небом, но особый экран покрывал все сверху, не давая плотному снегу зимой накрывать деревья и губить их. Поэтому сад был вечнозеленым, и желтизна никогда не касалась его листьев.
Чтобы развеять дурное настроение, Бойдул сидел на берегу небольшого пруда в западной части сада, и наблюдал за тем, как мелкая рыбешка типа уклейки резвится в воде, светя серебристыми брюшками. За природой лис мог наблюдать часами, и это было одной из немногих отдушин в его жизни, которая почти полностью состояла из работы на благо Ордена. Ему никогда не наскучивало смотреть на блестящие тела рыбок, несущиеся в прозрачной толще воды. Некоторых уклеек магистр уже узнавал по каким-то отличительным признакам, ведомым только ему самому, и за такими рыбками он следил отдельно, пытаясь предугадать их дальнейшие движения.
Голос извне прервал расслабленное состояние магистра:
– Отец Бойдул.
Прокляв про себя говорящего до седьмого колена заочно, лис глубоко вдохнул, закрыл глаза, снова открыл их и повернул голову в сторону енота Скортекса, стоящего в неизменном оранжевом балахоне:
– За каким Проклятым ты отвлекаешь меня, Скортекс? Почему я не могу расслабиться в этой жизни ни на секунду? Говори, только быстро.
Енот, уже привыкший к подобному поведению магистра, вел себя спокойно, хотя его речь была торопливой:
– Отец Бойдул, Чойг-Ма’л из Кенсана доставил Монолит, украденный перебежчицей от Проклятых.
Голос лиса остался спокойным, хотя внутри него бушевали эмоции:
– Он приехал один?
– Да, Иерарх. Он приехал один, прижимая к себе Монолит и сказал, что не отдаст его никому, помимо вас.
Бойдул поднялся на лапы и отряхнул хламиду от налипшей земли:
– Что же, я иду. Проводи его к моему кабинету пока что.
Скортекс склонил голову:
– Ваша мудрость превосходит наши стремления.
После этих слов енот побежал в сторону выхода из сада мелкими шажками, смешно размахивая передними лапами. Подождав, пока шаги Скортекса по гравию стихнут, Бойдул сел обратно, посудив, что имеет полное право задержаться на десяток минут ради собственного удовольствия. И снова он продолжил наблюдать за игрой уклеек, улыбаясь их движениям и отсветам серебра сквозь воду.
Коул очень сильно волновался. Ему еще ни разу в жизни не приходилось не то что бывать у Верховного Иерарха, но даже более-менее видеть его. Сестра Лайра порой проводила сеансы связи с отцом Бойдулом в присутствии молодого тигра, но морда магистра Коулу была всегда видна мельком.