– Удачи тебе, Мирпуд. А мне еще лететь к своему гнезду.
Мы настолько плохо стояли на лапах, что поток воздуха от крыльев Пастели сбил нас на землю. Дракониха сделала пару кругов над поляной и вскоре скрылась в вечернем небе, держа путь на запад. Отлежавшись пару минут и привыкнув к ощущению твердой земли под собой, я пошел развязывать лошадей.
Бедняжки были так напуганы до смерти переносом их по небу драконихой, что даже после освобождения от пут они боялись встать, крутя головами и смотря сумасшедшими напуганными глазами. Даже Зогмо’с выглядел потерянным, а что уж было говорить об Астре.
Вейлин встала первой:
– Если я сейчас не поем и не согреюсь – я точно умру.
Я хмуро посмотрел на волчицу:
– Лин, не шути так больше про смерть. Мне хватило один раз потерять тебя, чтобы теперь твои шуточки про “умереть” воспринимать серьезно.
Вейлин попробовала было возразить, но, похоже, мои глаза явно показывали, что я не шучу. Магесса подошла и прижалась головой к моей шее, слегка подрагивая от напряжения:
– Прости, милый, я больше не буду так шутить.
Я почесал ее за ушком и перебрал пальцами пепельную гриву:
– Прощаю.
Себастьян позади нас усмехнулся:
– Помиловаться еще успеете. Пока лучше костер разожгите, а то ж мы тут минимум день, а то и два проведем, пока Джесс нас не догонит.
Признав справедливость его слов, я начал колдовать над огнем, благо вокруг в избытке хватало топлива для костра, а разжигать огонь магией мне почему-то не хотелось.
Уже настала ночь. Лин заснула, положив голову мне на колени. Я сидел в позе по-турецки и рассеяно поглаживал ее по голове. На посохе оставалось место всего лишь для одного символа, чтобы полностью заполнить ствол. Осторожно, чтобы не разбудить волчицу, я потянулся за кинжалом и начал тихо вырезать недостающий знак. Снова, как и прежде, мои пальцы направляли кончик острого металла, намечая канавки, бороздки и впадины нового символа.
На этот символ у меня ушло ощутимо много времени. Если прошлые знаки я вырезал относительно быстро, минут за десять, то этот я делал минимум часа два, а то и гораздо больше. Когда же костер уже не давал достаточно света для работы, я повесил в воздухе небольшой, но очень яркий огонек, который освещал место работы достаточно, чтобы видеть, что я делаю.
Получавшийся знак отличался от прошлых. Я вырезал четырехлистник, символ архианства, причем на листьях были изображены не прожилки, а профили каких-то животных в миниатюре, причем я не мог понять, изображались дикие животные или же фурри. Наверное, этот символ имел намного большее значение, чем все прошлые вместе взятые.
Когда ощутимо похолодало, а костер горел лишь потому, что я поддерживал огонь магией, символ был готов. Стоило мне убрать лезвие, как навершие шара вспыхнуло серебряно-белым светом, и с моих лап в сторону шара потекла энергия серебристого цвета, облепляя верх посоха, словно полупрозрачный кокон. Немного побыв возле шара, она потекла обратно мне в лапы... и пришло осознание. Теперь я знал, как управлять Судьей.
Вейлин все еще спала на моих коленях, но я решил проверить новые знания. Закрыв глаза, я вздохнул и открыл их. Во мне проснулся Судья.
Я не чувствовал никакого желания убивать всех вокруг. Теперь во мне была лишь чистая сила, и я мог управлять ей так, как считал нужным. Навершие посоха светилось красноватым светом, и я видел в отражении стекла, как мои глаза лишились зрачков, светя голубым сиянием. Сейчас я чувствовал себя невозмутимым, способным убедить любого в своей позиции, способным противостоять всему, что меня ждало. В общем, это можно было описать лишь двумя словами – спокойствие силы.
Снова закрыв глаза и открыв их, я понял, что Судья вновь уснул, уступив место Мирпуду. Что же, теперь я не боялся призывать свою внутреннюю сущность и не боялся того, что она может учудить что-то ужасное без моего ведома. Отныне я мог управлять Судьей.
Устав после достаточно утомительного процесса нанесения последнего символа, я осторожно положил голову Вейлин на мешок и разбудил Себастьяна, приглашая того следить за костром и за окружающей действительностью. После этого я лег рядом с Вейлин, прижал ее к себе и обернул нас своим плащом. Лин едва слышно что-то проурчала и получше зарылась в густую шерсть у меня на шее. Так мы и уснули, прижавшись друг к другу.
Начиная со следующего утра, я посвятил время чтению дневника Дарсара. Это занятие настолько меня поглотило, что я провел, не прерываясь, почти шесть часов за этим, пока не настало время обеда. Чтобы не скучать, Себастьян и Вейлин занимались своими делами – волчица перебирала свой мешок, который я вручил ей сразу при приземлении, а Себастьян проводил время в медитации, пытаясь привести в словесную форму некоторые из видений, что посещали его сознание.
В основном в дневнике попадались описания различных случаев, происходящих в Цитадели: то на кухне завелась колония крыс, которую не получалось выгнать неделю, то в одной из лабораторий разлили опасный реактив, который мог представлять опасность. Но одна запись привлекла меня особенно:
Однажды отец Ягмур вызвал меня в свой кабинет и показал на стену:
– Скажи мне, мой верный соратник, что ты видишь?
Я посмотрел в указанном направлении, но кроме шкафа и стоящих на полках книг и тубусов со свитками я не видел ничего. Признавшись в этом волку, я сконфуженно посмотрел вниз. Талин рассмеялся:
– Я так и думал. Ты видишь общую картину, но не видишь частность. А ты не заметил, что на видном месте, на полке, стоит свежая красная роза?
Лишь после второго просмотра я понял, что действительно, на средней полке стоял стебель с лепестками красного цвета. Как я его не заметил раньше – уму непостижимо. Волк назидательно поднял палец:
– Вот это я тебе и пытался показать. Обращай внимания на детали, которые могут изменить картину до неузнаваемости. Порой в деталях заключено больше смысла, чем во всей остальной окружающей действительности.
Я уже собрался было уходить, когда Ягмур окликнул меня:
– Ты знаешь, как зовут противника Арханиса?
От неожиданности я остановился на пороге:
– Легизмунд, а как же еще?
Улыбка Ягмура была очень загадочной:
– Зная настоящее имя, можно много сделать против его владельца. Знай же, что настоящее имя Легизмунда – Арсилиус.
Я потряс головой:
– Но зачем Легизмунду скрывать свое имя?
– На то он и злой дух – он не хочет, чтобы кто-то мог ослабить его.
– Но вы же знаете, как его звать. Почему вы не можете использовать имя против зла?
Ягмур встал с кресла и подошел ко мне, положив лапу на плечо:
– Мой верный друг, каким бы я ни был сильным магом, но я – всего лишь смертный зверь. Мое дело – служить Арханису и давать Ему силу посредством веры. Не мой удел сражаться напрямую против бога, пусть даже и злого. Я всего лишь оруженосец, что подносит стрелы или копья, но сражается ими Арханис, а не я. Его лапа точнее моей.
– Но ведь можно передать настоящее имя Легизмунда Арханису, и он будет сражаться эффективнее.
– Он знает настоящее имя и использует его так, как считает нужным. Темных тварей в нашем мире не было уже несколько сотен лет, и спасибо Арханису за это. И кстати, Арханис не считает нужным скрывать свое имя – это его подлинное наименование.
Я пожал плечами:
– Тогда зачем смертным знать настоящее имя Легизмунда, если мы все равно не сражаемся против него?
Талин стал задумчивым, после чего произнес:
– Не знаю. Я сказал тебе настоящее имя лишь потому, что, однажды как мне кажется, это может пригодиться. Если не тебе, так кому-нибудь еще.
Я пожал плечами и ушел к себе в каморку. Зачем мне знать настоящее имя, если мне это совершенно не нужно?
К вечеру меня ждала очень необычная картина – на поляну вбежали две лошади без седоков… и дикая волчица. Поначалу я испугался, но потом опознал в четвероногом звере Джесси, ориентируясь по красным пятнам на шерсти.