– Проходите.
– А где сейчас находится лар Пульса?
– В каптерке казарм тринадцать.
Ласса молча отдала честь и повела меня дальше, вглубь.
Внутри меня ждала достаточно обыденная картина: бараки, воины, повозки, телеги, распряженные быки, снующие звери, несущие что-то. Посередине всего этого великолепия возвышалось деревянное двухэтажное здание с развевающимся красным стягом на крыше. Похоже, здесь сидело местное начальство. Я обернулся:
– А тебе надо как-то отметиться, что ты вернулась? Все-таки твой отряд вернулся раньше тебя?
Ласса покачала головой:
– Достаточно того, что меня на входе видел часовой. В случае чего я всегда могу сослаться на него, и он подтвердит то, что я появилась на территории части до определенного часа.
Мы шли и шли вглубь этого «военного городка». Через некоторое время Ласса подошла к большому бараку, на котором виднелась цифра тринадцать (вернее, она не была цифрой в прямом смысле – мое сознание расшифровало ее как местную цифру). Магесса толкнула дверь и зашла внутрь, ведя меня за собой.
Она сразу наткнулась на взбешенного лара Пульсу:
– Ты что себе позволяешь? Какого черта ты бегаешь по городу, вместо того, чтобы оказаться в казармах вместе с частью? Ты знаешь, что тебе грозит за самоволку?
Магесса, которая еще во время дозора тряслась перед начальником, сейчас резко осмелела:
– Согласно пункту 5.4 Устава, под понятие «самовольное оставление» подпадает только такой момент, когда солдат без разрешения непосредственного начальника покидает территорию части или свой пост во время несения боевой службы или выполнения боевого задания. Так как я перестала входить в состав боевой единицы с момента возвращения в Ландар и не выполняла какого-либо задания, я имела право покинуть территорию части и вернуться обратно до девяти часов вечера, согласно пункту 5.2 Устава. Я отметилась у часового по возвращении сюда, поэтому процедура не нарушена и не противоречит Уставу.
Барсук побагровел, но ничего не сказал. Обернувшись, он ушел из казарм. Ласса пожала плечами:
– Я не виновата, что этот мохнатый засранец не знает Устав.
Хмыкнув, магесса сдала какой-то металлический диск сидевшему в каптерке воину и прошла сквозь еще одну дверь. Внутри нас ждал ряд двухэтажных кроватей, которые были наполовину заняты зверями в одних только рубахах. Глазами я сразу отыскал Молчаливого и Рамзи, которые находились в противоположном углу этой комнаты. Со всех сторон раздались возгласы мужчин-воинов:
– Наша красавица вернулась!
– Давненько мы тебя не видели!
Ласса шепнула:
– Я единственная девушка в этой казарме, поэтому вот так.
– А они тебя не обижают?
– Да не, шутят максимум, но не более.
Наконец воины заметили меня и один из них, ирбис со шрамом на щеке произнес:
– Оп-па, а у нас тут менестрель объявился! Что, будешь разбойников своим инструментом бить?
Раздался оглушительный хохот. Я не полез за словом в карман:
– Не раньше, чем ты своим языком выкосишь все орды лесных банд.
Глупая шутка, но она возымела действие. Хохот стал еще громче. Ирбис зарычал:
– Я смотрю, ума много, гитару держать уже умеешь?
– Ну не знаю, не знаю. Но по сравнению со зверем, который научился держать в лапах меч, это уже более тяжелое занятие, не находишь?
Что уж что, а доводить людей я всегда умел. Посмотрим, сколько продержится этот ирбис. Воины вокруг уже приготовились к словесному поединку, продолжая угорать над моими репликами.
– Щас я кому-то заеду мечом.
– Не советую. Меч отскочит и по твоей пустой тыкве ударит. Хотя тебе, чувствуется, будет без разницы, ибо мозга все равно нет, сотрясаться нечему.
Вместо хохота уже раздавалось бульканье. Парочка зверей уже лежала под кроватями, слабо дергаясь.
Я решил еще больше поиздеваться над ним. Я увидел, что чуть в стороне на столике стоит деревянная тарелка с каким-то супом. Я попробовал незаметно приподнять тарелку. К счастью, телекинез у меня работал. После этого я просто взмахом лапы нахлобучил тарелку с супом на голову Габарису. Вид ошарашенного ирбиса, с головы которого стекал суп, оказался настолько уморительным, что засмеялся даже Молчаливый. Серьезными оставались только два зверя: я и Габарис. Вслух я произнес:
– Вот тебе шлем на голову, а то пойдешь без него драться и огребешь случайно отскочившим мечом по голове. А суп высохнет, не беспокойся.
Нашу перепалку прервал крик со двора. Молча откинув тарелку, Габарис рванулся в дверь. Все побежали за ними следом. Я решил не отставать и тоже вышел из казарм.
Во дворе моим глазам предстала картина какого-то крыса в разорванных кожаных доспехах, которого дюжий воин тащил к помосту, не замеченному мной раньше. Ласса, вышедшая следом, презрительно фыркнула:
– Тарка, подлый вор. Опять его поймали.
Тот, кого она назвала Таркой, пищал и пытался вырваться из лап тащившего его воина. Все, кто собрался возле помоста, недовольно гудели. Сначала я подумал, что гудят на воина, но потом я понял, что объектом недовольства стал Тарка. Я спросил у Лассы:
– А кто это?
– Да, местный воин-воришка. Его постоянно ловили и постоянно отпускали. Теперь, видимо, не отвертится, мразь.
Я заметил, что на помосте появился мастер Гимеон, который держал в лапах нож и клетку с дикой крысой. Тарка, увидев все это, истошно завопил:
– Я невиновен! Я ничего не крал!
Гимеон лениво ответил:
– Ты врешь.
Дюжий воин привязал Тарку ремнями к столу на помосте и отошел в сторону. Его сменил Пульса, который развернул свиток:
– Тарка Диссанти за неоднократное воровство в пределах части приговаривается к смертной казни через ратоинсертирование.
Я спросил гиену:
– Ратоинсертирование? Вставка крысы?
– Да, это один из видов казни. Видишь в лапах у Гимеона нож и клетку с крысой? Сейчас мастер обезболит Тарку, сделает ему разрез на животе и зашьет внутрь него крысу. А она уже сделает смертную казнь. Ей некуда будет деваться, и она будет прогрызать себе выход. А дикие крысы очень любят теплое мясо.
Меня едва не вырвало. Я не боялся вида крови, но сама такая казнь была очень страшной. Пожирание заживо изнутри. Видимо, сурово он провинился, раз его так наказывали.
Тарка продолжал вопить, и Гимеон движением лапы лишил воина речи. Теперь он только мычал и бессильно дергался. После этого Гимеон провел светящейся лапой по животу крыса и сделал надрез. Похоже, это действительно было обезболивающее заклятие, потому что Тарка не стал кричать громче.
Немного поколдовав, мастер положил внутрь разреза крысу и закрыл разрез магией. После этого он снял заклятие с речи воина и отошел в сторону.
Тарка остался привязан. Поначалу он просто молчал, мелко дрожа. Но потом он начал вопить и корчиться от боли. Его вопли становились с каждой секундой все громче. Тарка едва не рвал связывающие его ремни, пытаясь вырваться. И при этом он все продолжал и продолжал вопить от страшной боли.
Через полминуты все было кончено. Тарка издал последний вопль и затих навсегда. Через несколько секунд после его смерти его кожа на животе прорвалась и наружу появилась крыса, вся покрытая кровью. Пискнув, она соскочила со стола и убежала куда-то в сторону. Когда дюжий воин отвязал труп Тарки от стола, внутренности едва не вывалились через дыру в животе. Картина была настолько живописной, что меня снова чуть не вырвало. Все было в лучших традициях хоррор-фильмов.
Ласса выловила уходящего Пульсу:
– Лар, мастер Гимеон забирает завтра Мирпуда к себе в качестве ученика. И пока он попросил на эту ночь дать ему приют здесь, в казармах.
Пульса всплеснул лапами:
– Черт возьми, где я его размещу, мать вашу? И паек тоже на него давать, что ли? Кормить я его не собираюсь.
Гиена посмотрела на вечереющее небо:
– Лар, вы же не выкинете его на улицу, верно? Или вы хотите разбираться с мастером Гимеоном?
Пульса сплюнул:
– Только этого чешуйчатого засранца мне не надо.
Барсук вытащил из кармана пару монет и кинул их мне: