Я поднял ушки:
– Кон-Сай? Кто это?
Теперь поежился Рамзи:
– Охотницы за еретиками, как их называют в народе. Каста самок, которые, наравне с Чойг-Ма’л, подчиняются только Ордену.
– А какие они?
Лучник посмотрел вдаль:
– В эту касту набирают только волчиц. Их можно отличить по красным пятнам на шерсти и красным глазам. Поговаривают также, что они умеют оборачиваться в диких волчиц. Все, как одна, ходят с длинными волосами и со странными серебряными кинжалами в обе лапы, которые что-то могут сделать с даром того, против кого направлен. Поверь, лучше не попадаться в их лапы, потому что от них еще никто не уходил.
Мне оставалось только слушать:
– А что они делают?
Во взгляде Рамзи сквозила скорбь:
– Однажды Кон-Сай схватили одного из моих знакомых, которого подозревали в ереси или в каком-то другом тяжком преступлении против Ордена. Меня тоже взяли, но только как свидетеля. Они мучили несчастного зверя при мне, чтобы я свидетельствовал против него. Я никогда не забуду его душераздирающих криков и мольбы о том, чтобы боль прекратилась. Он молил о какой угодно смерти, только бы избавиться от страданий. Его пытали три дня, все время держа на грани жизни и смерти, лишь бы он признался. Но он так и не сдался, хотя и молил о пощаде.
Хорек прислонился к стене, тяжело дыша:
– Меня тоже едва не сломали, хотя Кон-Сай и не занимались мной.
Похоже, этой истории не слышала даже Ласса. Гиена взяла его за лапы:
– И ты дал показания против него?
Рамзи поднял глаза, в которых читалась странная решимость:
– Нет. Я просто убил тех двух Кон-Сай, которые пытали его. Для них было огромной ошибкой держать меня в одной комнате с подозреваемым.
– Но почему?
– Я говорил, что Кон-Сай умеют что-то делать с психикой обвиняемого так, что он не может уйти от них, пока Кон-Сай не захотят этого сами. Возможно, это какая-то их магия. Но на меня их магия не действовала, потому что они пытали не меня, а моего знакомого. Они могли сломать меня только созерцанием того, что вытворяли с моим знакомым. И признаться, им это почти удалось. Но почти не считается. Кажется, после этого случая Кон-Сай запретили проводить пытки в присутствии свидетелей, не обработав их предварительно магией. Как раз после того, как я убил тех двух волчиц. Голыми лапами.
Я поднял голову Рамзи пальцами:
– А как же ты стоишь живой перед нами? Неужели тебя не искали?
– Искали, только бестолково. Я сразу ушел из города и больше не появлялся в нем. Постепенно они замучались меня искать и просто бросили это занятие.
Мое мнение о Рамзи столько менялось за последнее время, что я начинал подозревать, что никогда не смогу понять его. Веселый зверь, которого я знал раньше, на поверку оказался тем, кто пережил многое: боль, смерть близких, убийства (многие из которых были на его совести). Я начинал бояться Рамзи. Честно.
Мы дошли до постоялого двора, который посоветовал Хонеган. Его хозяйка, пожилая опрятная антилопа по имени Лессани, не стала допытываться, откуда мы и куда едем, за что я был ей бесконечно благодарен.
Сам постоялый двор был похож на свою хозяйку – чистый, светлый, уютный. Ни единого пятна, ни одной паутинки – ничего. Казалось, все здание каждый день драили сверху донизу. Когда же я сделал комплимент Лессани по поводу чистоты, она зарделась и поблагодарила за оценку. Все время, пока мы с ней разговаривали, она пыталась оттереть какое-то темное пятно со своего стола, из-за чего казалось, что антилопа слушала нас не очень внимательно.
Наши две комнаты были на втором этаже. По неизвестной мне причине Рамзи попросил, чтобы ему дали одиночную комнату, а в другую поместили меня с самочками. Никто так и не смог добиться от него вразумительного объяснения по этому поводу, поэтому нам оставалось только смириться с его непреклонным желанием.
Не знаю, как выглядела комната лучника, но наша выглядела очень уютно – кремово-желтые стены, красноватые занавески на окнах, три кровати, покрытые чистыми одеялами и стоящие по периметру комнаты, ваза с фруктами на небольшом столике под окном и шкаф возле выхода с прибитыми крючками. Пол был деревянным, покрытым недорогим, но практичным ковром. Из-под каждой кровати выглядывала ручка ночного горшка.
Мне не хотелось никуда идти, да и неожиданно возникший дневник так и манил, чтобы его изучили. Кажется, самочки поняли меня и начали переговариваться о чем-то своем. Эйнар выскользнул из моего плеча, доселе мирно спав, и примостился между девушками на соседней кровати.
Одно только меня смущало. Даты в книге почему-то шли в обратном порядке. Пытаясь понять логику книги, я перелистнул ее в самый конец. И только тогда я понял, что книгу надо читать не прямом порядке, а в обратном, с последней страницы. Хорошо хотя бы текст писался слева направо, а не справа налево.
Я перелистнул первую страницу. Вверху стояло небольшая фраза, которая была написана в виде эпиграфа: «Ипог бо’йги-з’игн дис ког сиг тоди со’ч». Конечно, написано на архаичном. Что бы это значило?
Я снова погрузился в то состояние, в котором был, когда создавал (а как выяснилось, вспоминал) свой язык. Это помогало мне сосредоточиться на конкретном слове и найти его значение.
После десяти минут раздумий я перевел эпиграф – «Даже малая вещь может значить очень многое». Пора составить ключ к этому языку, а то я так и буду спотыкаться на каждом слове.
На столе под окном лежал лист желтоватой бумаги и перо. Надеясь, что я не насажаю клякс (пером мне доводилось писать только один раз в жизни и очень давно), я обмакнул перо в чернильницу и начал переписывать сочетания «звук-буква», ориентируясь на все слова архаичного языка, перевод которых я уже знал достоверно.
После пары минут у меня был готов шифр архаичного, который можно было использовать для оперативного перевода незнакомого слова или группы слов. В нем не хватало нескольких элементов, которые я надеялся добыть в процессе чтения.
Захватив бумагу, я вернулся обратно на кровать и продолжил чтение, когда понял, что сознание затуманивается, являя собой какие-то образы…
Ягмур нервно выглянул в окно своего кабинета. Из башни, в которой он находился, открывался великолепный вид на озаряемые луной башни Цитадели – главного здания Священного Ордена. Как и полагается сердцу вместилища главной религии, Цитадель поражала своей архитектурой и размерами. Возносившиеся вверх шпили, на которых трепетали разноцветные флаги, высокие витражные окна с цветным стеклом, сделанным лучшими стекольщиками Граальстана, резные мосты между башнями, белые колонны на всех уровнях крепости, коридоры, балконы, снующие то тут, то там звери – и все это была Цитадель. Ни одно здание в Граальстане не было величественнее и красивее, чем он. Даже королевский дворец уступал в красоте и смелости исполнения главному зданию Ордена. Так как была ночь, Цитадель дополнительно подсвечивалась огоньками и магическими светильниками, довершая картину красивой сказки, на которую она была похожа.
Волчьи глаза, тем не менее, не смотрели на всю эту красоту, ибо Ягмур знал каждый сантиметр здания, построенного по его проекту и чертежам. Его больше привлекало то, что происходило внизу.
Ривелино. Старый лис явно направляется в его сторону, но почему-то медлит, подолгу разговаривая с каждым стражником у башни.
Ягмур с самого начала решил отдалиться от основной части Цитадели и повелел создать небольшую башню, стоящую в стороне от основной крепости. Небольшая – всего лишь полмили в длину, маленькая крепость и башня, казалось, терялись среди роскошной архитектуры основной Цитадели.
Но теперь, дело, похоже, пахнет жареным. Для Ягмура никогда не было секретом, что Ривелино собрал больше сторонников в вопросе дальнейшего развития Ордена и взаимоотношений с Просвещенными. Волк мог только с грустью констатировать, что у него почти нет сторонников – все переметнулись на сторону этого хитрого лиса. В последнее время те, кто был ярым противником Ривелино, пропадал без вести и потом находился где-нибудь за пределами Ландара, мертвый. Никто не обвинял нового Иерарха в этих смертях, но Ягмур понимал, что рано или поздно карающая лапа Ривелино может добраться и до него. Сколько раз в приватных разговорах лис обвинял его в злонамеренных взглядах, еретичестве и преступлениях против веры? Не обличительно, а скорее предупреждающе. А Ягмур, как последний дурак, решил, что статус создателя Ордена будет защищать его от всех посягательств со стороны Иерарха. Даже сторонники Ривелино уважали Ягмура и приходили к нему за советом, выказывая свое почтение. Но волк знал на своем опыте, как может быть переменчиво звериное отношение к авторитетам. Стоит Ривелино в открытую объявить Ягмура преступником, как вчерашние почитатели станут злопыхателями.