Дойдя до площади, я задумчиво произнес вслух, поправив за спиной гитару:
– Однако же черт. Куда нам идти дальше?
Вздохнув, Вейлин повела меня в обход сцены и толпы, которая уже начинала потихоньку собираться перед сценой:
– Я даже отсюда вижу твоего милашку Кертиса.
И точно, за сценой уже стояли в ряд менестрели, проверяя свои инструменты, певцы, поющие ноты и прочие участники. Тигр восхищенно вздохнул, глядя на нас с Вейлин:
– Не будь я женат, я бы приударил за такой шикарной самочкой, как вы, милостивая ларесса. А ты, Мирпуд, просто… я даже не знаю, какое слово подобрать. В этом костюме ты выглядишь как… герой какого-нибудь эпоса.
На мое удивление, Вейлин с улыбкой восприняла подобный комплимент:
– Вы такой милый, Кертис. Спасибо.
Тигр почесал затылок и начал проверять струны своей скрипки:
– Я выступаю шестым, перед вами. Пожелайте мне удачи. Я не первый раз участвую, но ни разу не попадал даже в десятку. В этот раз я намерен выиграть.
Настала пора выступлений. Каждого участника на сцену приглашал проводник в ливрее. Он называл имя участника и просил пройти его сквозь дверь в помещение, которое, очевидно, вело уже на саму сцену. Одновременно он приглашал следующего участника, который во время выступления своего предшественника ожидал своего выхода в комнате перед сценой.
По непонятной причине звуки концерта доносились за сцену очень плохо. Были слышны только отдельные аккорды. Более-менее доносились только голоса певцов, но и они были тихими. Когда же я поделился своими наблюдениями с Кертисом, тот усмехнулся:
– Так и есть. Специально, чтобы будущие участники не мешали выступающим своими репетициями перед выходом, заднюю стену заговорили, чтобы она глушила все звуки, идущие в ту сторону. Со сцены звуки еще проходят, но вот в ту сторону нет.
Наконец, настало время, когда Кертис оказался в комнате. Мы с Вейлин с волнением ждали, пока позовут нас. С каждой секундой пульс учащался. Я никогда еще не выступал перед такой большой аудиторией. Я не боялся публичной игры, но сама ситуация заставляла меня нервничать.
Раздался голос проводника:
– Мирпуд и Вейлин, прошу в комнату ожидания.
Мы прошли сквозь дверь и оказались в уютной комнате, в которой стоял мягкий диван, столик на трех ножках и графин воды на столике. Дверь за нами закрылась, и теперь все помещение освещал только канделябр на тумбочке в стороне.
Я слегка приоткрыл дверь, ведущую на сцену, и стал следить за Кертисом. Тот играл на скрипке активные, зажигательные мелодии, которые так и заставляли пританцовывать на месте. Похоже, у него было какое-то подобие электрической скрипки.
Я до такой степени заслушался его музыкой, что не заметил, как она закончилась. Очнулся я оттого, что меня трясла Вейлин:
– Мирпуд, очнись, наш выход!
Я вздрогнул и быстро взял волчицу за лапу. Мы вышли на сцену. Перед нами было море зрителей. Откуда их столько я взялось – я попросту не представлял. Куда я ни бросал взгляд – везде были звери, пришедшие на фестиваль.
Перед нами на сцене висела в воздухе только сфера прозрачно-белого цвета. Вейлин сделала какой-то жест лапой, и сфера застыла на месте, у нее появилась ножка, воткнувшаяся в пол. Похоже, это был местный вариант микрофона.
Наступила полная тишина. Даже шепотки закончились. Я привычно нацепил музыкального помощника, взял в руки гитару, глубоко вздохнул, отбрасывая все переживания. Со сцены заиграла гармоника. Песня началась.
Чистый, пробирающий до глубины души, голос Вейлин, усиленный микрофоном, разнесся над толпой зрителей:
По городу старому я прохожу,
Темному, пыльному, скромному.
И пахнет разлукой по всем площадям,
По улицам самым укромным.
И вот прохожу я по улице главной,
И смотрят за мной глаза,
А я поднимаю от сердца желание
Вернуться и встретить тебя.
А я поднимаю от сердца желание
Вернуться и встретить тебя.
И будешь ты светом в жизни моей,
Улыбкою нового дня.
Водой ключевой для простого цветка,
Любое приму от тебя
И будешь ты светом в жизни моей,
Улыбкою нового дня.
Да впрочем, неважно все это –
Ты жизнью всесильной стал для меня
А я поднимаю от сердца желание
Вернуться и встретить тебя.
И будешь ты светом в жизни моей,
Улыбкою нового дня.
Водой ключевой для простого цветка,
Любое приму от тебя
И будешь ты светом в жизни моей,
Улыбкою нового дня.
Да впрочем, неважно все это –
Ты жизнью всесильной стал для меня.
Я словно находился во сне. Магический свет от прожекторов заполнял сцену и омывал фигуру волчицы фантастическим светом. Бархатное платье облегало ее стройную фигуру и дополняло картину. Я перебирал струны больше по наитию, чем по памяти. Все звуки, кроме гитары, музыкального помощника и ее голоса, исчезли из моего сознания. Мне казалось, что сейчас в мире есть только мы вдвоем, и Вейлин поет эту песню только для меня… Выразительно, чисто, нежно и правдиво, как умеет только она.
Всю песню я стоял со вздыбленной шерстью от получаемого наслаждения. Наверняка я сейчас представлял собой пушистый шарик, а не обычного волка-менестреля.
Во время песни Вейлин часто оборачивалась ко мне и пела, смотря мне прямо в глаза. И ее голубые очи были выразительнее любых слов. Она пела ее мне, а не зрителям. Даже если бы все они исчезли, она бы вряд ли обратила на это внимание.
Ничего не могло длиться вечно, особенно момент блаженства. Я готов был исполнять эту песню бесконечно, лишь бы видеть именно такую Вейлин. Я был готов подпевать ей, как делал это в конце песни, снова и снова, лишь бы это не кончалось. Но пришлось завершить исполнение. Последний аккорд – и музыка стихла.
Нас накрыла такая волна аплодисментов, что я едва не оглох от их громкости. Казалось, что передо мной находится не несколько сотен или тысяч зрителей, а десятки, сотни тысяч, миллионы – так громко они выражали свое одобрение. Я взял ладонь волчицы и крепко ее сжал, на что она сжала мою. Не выпуская моей лапы, магесса сделала изящный реверанс. Я не знал, как мне следовало поступить, поэтому учтиво поклонился, надеясь, что этого хватит. Появившийся на сцене проводник показал, куда надо идти – в противоположную от входа на сцену дверь. Там оказалась похожее на комнату ожидания помещение, с той лишь разницей, что она была куда больших размеров и там уже находились те, кто выступал раньше. Выход на улицу виднелся в другом углу комнаты, за большим платяным шкафом цвета мореного дуба, но пока не все участники фестиваля ушли наружу. Среди оставшихся был и Кертис, сидящий в богато украшенном кожаном кресле:
– Мирпуд, ты просто гений! Ты и… простите, как вас звать, ларесса?
– Вейлин. – отозвалась волчица.
– Да, ты и Вейлин были просто великолепны. Я уверен, что судьи оценят ваше выступление очень высоко!
Я усмехнулся:
– А твоя скрипка заставляла пританцовывать меня на месте.
Тигр снял свой инструмент с плеча и хитро посмотрел на меня:
– А это не скрипка. Это градир. И не путай его со скрипкой, хоть они и похожи.
Я развел лапы в стороны:
– Ну куда уж мне, неучу, этого знать?
Кертис хохотнул в ответ и похлопал меня по плечу:
– Ничего, это не смертельно. Осталось дождаться, когда закончатся все выступления. Надеюсь, сегодня управятся быстро, а то скоро будет смеркаться.
Ждать пришлось долго. Выступления шли более трех часов. По словам Кертиса, в этом году количество участников побило рекорд.
Наконец отзвучал последний аккорд, и над толпой раздался громкий голос проводника:
– А теперь, когда выступления окончены, я попрошу всех участников выйти на сцену, чтобы в последний раз показаться на глаза наших зрителям перед тем, как наше доблестное жюри окончательно решит, кто победит в сегодняшнем фестивале бардов и танцоров!