— Ясно, товарищ подполковник, — не очень весело отозвался майор Ратников.
— Пригласите по такому случаю еще трех-четырех офицеров, которые не будут заняты завтра утром, а уж я позабочусь о капитане Крокере.
Подполковник отвернул рукав кителя и посмотрел на часы.
— Сейчас девять. Постарайтесь, чтобы к десяти было все готово. Позже я объясню вам наш план действий.
Подполковник Сидоров пришел в начале одиннадцатого. Постучав в дверь землянки Ратникова, он широко распахнул ее.
— Принимайте гостей, майор! — весело крикнул он и добавил по-английски, обращаясь к Крокеру: — Прошу вас, господин капитан!
Чарльз Крокер хоть и не очень уверенно чувствовал себя, но старался улыбаться возможно шире и ничем не выказывать своего страха перед русскими офицерами. На нем был парадный мундир со всеми боевыми и спортивными наградами. Черные с синеватым отливом волосы капитана были тщательно расчесаны аккуратным пробором на две половины, делая Крокера удивительно похожим на банковского клерка.
— Мой почтеня, господа! — бодро произнес он фразу, специально вычитанную из русского самоучителя. — Отчень радостно вас видеть!
В землянке был покрыт зеленой скатертью длинный стол, на котором стояли разнообразные закуски, вино и огромный букет цветов. За столом сидели майор Ратников, два капитана и старший лейтенант. При появлении капитана Крокера офицеры встали и поклонились. Майор Ратников вышел из-за стола и пошел навстречу гостю. Представившись и представив своих офицеров, он пригласил напитана Крокера к столу.
— Прошу принять участие в нашем товарищеском ужине, — сказал он по-английски. — Мы очень рады встрече с вами. Не очень-то часто, к сожалению, приходится встречаться нам с нашими союзниками.
— О, я понимаю ваш намек, господин майор, — рассмеялся Крокер. — Но мы еще успеем наверстать упущенное. Мы долго готовились, но уж зато теперь так всыпим наци, что война будет закончена в две недели.
— У нас на Украине по такому случаю говорят, — усмехнулся Ратников: — Нэ кажи гоп, покы нэ пэрэскочишь.
11. НА РАССВЕТЕ
А в это время в соседней землянке Чуенко и Мгеладзе сидели, склонившись над рацией, настороженно вслушиваясь в каждый шорох, доносившийся из динамика.
— А не сядут батареи, Петро, если так долго держать рацию на приеме? — с тревогой спрашивал Мгеладзе.
— Ни, нэ сядут. Новые поставил.
Чуенко был неразговорчив сегодня. Он не спал почти всю прошлую ночь, а днем у него было много работы, но он и теперь не хотел спать, так как был удивительно вынослив. Злило его то обстоятельство, что приходилось снова сидеть тут и выслеживать «шпика в эфире», как выразился он с досадой, а ему доподлинно было известно, что второй радист штаба бригады получил на эту ночь какое-то очень важное оперативное задание и уже ушел, наверное, с разведвзводом к переднему краю фронта. Глядя на его печальное лицо, сержант Мгеладзе сказал сочувственно:
— Что горюешь, Петро? Брось горевать. Как это у вас, украинцев, говорится: «Гоп, кума, нэ журыся, тудэ, сюдэ повэрныся». Так чи нэ так, Петро?
— Э, брось ты базикаты, Арчил! — сердито махнул рукой Чуенко.
— А що цэ такэ — «базикаты»? — спросил Мгеладзе, который был в хорошем настроении и очень хотел развеселить своего приятеля,
— Базикаты это все равно, что цвэнькаты, — смеясь, ответил за радиста старший писарь Батюшкин, работавший в последние дни в землянке Чуенко. — Розумиешь?
— Ни, нэ розумию. Петро, ты же обещал меня украинской мове в совершенстве обучить. Где же твое обещание? — подзадоривал Мгеладзе радиста.
— Та видчипэсь ты, Арчил, — проворчал Чуенко, но голос его уже повеселел немного.
— А цвэнькаты, — невозмутимо продолжал пояснять Батюшкин, у которого сегодня тоже было хорошее настроение, — означает ляпаты без глузду языком.
— Ото добрэ Василь Федорович по-украинськи балакает! — не выдержав, рассмеялся Чуенко.
— Вот теперь у тебя та физиономия, — весело воскликнул Мгеладзе. — А то была кислятина какая-то. Смотреть тошно.
— Что-то вы, однако, уж очень разболтались, хлопцы, — заметил Батюшкин. — Проверьте-ка лучше, не сбилась ли настройка.
— Рано ще, — ответил Чуенко. — Вчера тилькы в трэтей годыне той тип признаки став выявляты.
— Ну, вчера в третьем часу, а сегодня, может быть, и в двенадцатом, — заметил Батюшкин, — так что будьте начеку.