О Каристьона… ответь на мой зов!
«Камилла, я понимаю, тебе нелегко, но почему, почему ты избегаешь меня?»
Зажав в кулаке направление на осмотр, Камилла медленно и неохотно вошла в госпиталь. Приятно, конечно, было хоть ненадолго отвлечься от изрядно опостылевшего за последние несколько дней компьютера — но, увидев вместо главврача Ди Астуриена («Тот хотя бы говорит по-испански!») Юэна Росса, она раздраженно нахмурилась.
— А где главврач? У вас нет допуска на обследование экипажа!
— Старик сейчас оперирует того беднягу, которому прострелили колено во время Призрачного Ветра; да и в любом случае, всякая текучка висит на мне. В чем дело, Камилла? — на молодом лице его расплылась обворожительная улыбка. — Чем я не подхожу? Честное слово, у меня великолепная характеристика. К тому же я думал, мы друзья — по крайней мере, собратья по несчастью, первые жертвы Ветра. Ты что, покушаешься на мой авторитет?
— Юэн, негодник, — невольно улыбнулась Камилла, — ты просто невозможен! Да, пожалуй, это именно текучка. Пару месяцев назад главврач объявил, что наши контрацептивы больше не действуют — и, похоже, мне как раз не повезло. Я хотела бы поскорее сделать аборт.
Юэн негромко присвистнул.
— Прошу прощения, Камилла, — мягко произнес он. — Ничего не получится.
— Но я же беременна!
— Значит, поздравляю — или что там еще полагается говорить в таком случае. Может быть, ты даже войдешь в историю как первая здешняя мать — если, конечно, тебя не опередит кто-нибудь из коммуны.
Камилла недоуменно нахмурилась.
— Полагаю, мне все же придется обратиться к доктору Ди Астуриену, — деревянным голосом произнесла она. — Вы, судя по всему, не знакомы с правилами Космофлота.
Юэн с жалостью посмотрел на нее; с правилами Космофлота он был знаком, и даже слишком хорошо.
— Ди Астуриен ответил бы точно так же, — мягко сказал он. — Ты ведь наверняка слышала, что в колониях аборты делают только в самых крайних случаях — если точно известно, что ребенок будет страдать тяжелыми наследственными заболеваниями, или если роды угрожают жизни матери; честно говоря, я не уверен даже, что прогнозирование наследственности нам здесь под силу. Высокая рождаемость абсолютно необходима — по меньшей мере, первые три поколения; наверняка же ты знаешь, что Экспедиционный Корпус и заявлений не принимает от женщин, если те переросли репродуктивный возраст или отказываются подписать обязательство иметь детей.
— Но мой случай особый! — вспыхнула Камилла. — Я-то ни в какой Экспедиционный Корпус заявлений не подавала, я офицер Космофлота! К тому же ты и сам прекрасно знаешь, что для женщин с учеными степенями делается исключение — иначе ноги бы моей не было в колониях; мне слишком дорога моя карьера! Юэн, я этого так не оставлю! Черт возьми, не могут же меня заставить иметь ребенка! Что за бред!
Юэн печально улыбнулся.
— Камилла, сядь и успокойся, — произнес он. — Во-первых, милая, тот факт, что у тебя ученая степень, делает тебя для нас вдвойне ценной. Твои гены гораздо нужнее нам, чем твои инженерные таланты; таланты такого рода пригодятся тут поколений через пять-шесть, в лучшем случае. Но без твоих генов, без твоих выдающихся математических способностей генофонд наш значительно обеднеет, а этого допустить никак нельзя.
— Ты хочешь сказать, что меня заставят рожать? Я что вам, доисторическая женщина, ходячее чрево с какой-нибудь дикарской планеты? — Лицо ее побелело от ярости. — Немыслимо! Да все женщины из экипажа тут же объявят забастовку, стоит им услышать это!
— Сомневаюсь, — пожал плечами Юэн. — Во-первых, ты поставила закон с ног на голову. Экспедиционный Корпус даже не рассматривает заявлений от женщин, если у них плохая наследственность, если они вышли из репродуктивного возраста или не желают подписывать обязательства иметь детей — и только в порядке исключения принимаются женщины старше репродуктивного возраста: если имеют ученую степень. В любом же другом случае шансы отправиться в колонии становятся практически нулевыми — ты вообще в курсе, сколько обычно приходится ждать? Я прождал четыре года; родители Хедер внесли ее в списки, когда ей было, десять — а сейчас ей двадцать три. А после того как приняли новые демографические законы, некоторым женщинам приходится ждать по двенадцать лет, только чтобы завести второго ребенка. Двенадцать!
— Делать им больше нечего, что ли! — в голосе Камиллы звучало отвращение. — Один ребенок — уже более чем достаточно; если, конечно, у женщины есть что-то в голове, кроме застарелых комплексов и неврозов!
— Камилла, — Юэн старался говорить как можно мягче, — всему этому есть чисто биологическое объяснение. Еще в двадцатом веке экспериментировали на крысах — да и опыт гетто кое-чему научил; короче, выяснилось, что первейшая реакция на критическое перенаселение — атрофия материнского инстинкта. Это патология в чистом виде. Человек — рассудочное животное; поэтому социологи выдумали всякую там эмансипацию и прочее — но на самом-то деле все сводится к обычной патологической реакции на перенаселение. Если нельзя было позволить женщинам иметь детей, приходилось изыскивать им какое-нибудь другое занятие — ради их собственного душевного здоровья. Но это проходит. Отправляясь в колонии, женщины подписывают обязательство иметь не меньше двух детей — но большинство из них, стоит вырваться с Земли, снова обретают умственный и эмоциональный баланс, и в средней колониальной семье обычно четыре ребенка — что, в общем-то, близко к норме, с точки зрения психологии. К тому времени, когда тебе придет черед рожать, нормальный гормональный баланс, будем надеяться, восстановится, и из тебя выйдет превосходная мать, Если же не восстановится — что ж, ребенок все равно унаследует твои гены; а приемную мать можно будет всегда найти среди тех женщин, которые пока стерильны. Поверь мне, Камилла…
— Хочешь сказать, что я должна родить этого ребенка?
— Именно должна, — ответил Юэн, и голос его неожиданно посуровел, — и не ты одна; если, конечно, у вас получится нормально доносить. Пятьдесят процентов — вероятность, что у тебя случится выкидыш. — Глядя Камилле в глаза, он ровным, без выражения, голосом сообщил ей те же цифры, что Мак-Аран слышал утром от Морэя. — Если нам повезет, Камилла, то получается, что сейчас нестерильных женщин пятьдесят девять. Если даже все они забеременеют в этом году, то в лучшем случае выживут двенадцать детей… а если мы не хотим, чтобы наша колония вымерла, то должны увеличить свою численность человек хотя бы до четырехсот, прежде чем самые старшие женщины выйдут из репродуктивного возраста. Очень долго мы будем балансировать на грани — и у меня такое ощущение, что если женщина откажется иметь столько детей, сколько она способна физически, ее просто не поймут: она будет даже не Врагом Общества Номер Один, а…
В голосе Юэна сквозила суровость; но, благодаря обостренной чувствительности, какой наделил его еще первый Ветер, он словно бы собственными глазами увидел чудовищные картины, разворачивающиеся перед мысленным взором Камиллы:
«Не личность, а просто вещь, ходячее чрево, инструмент для продолжения рода, безгласный, безмозглый… просто племенная кобыла…»
— Камилла, не так все мрачно, честное слово, — сочувственно проговорил он. — Твои таланты зря не пропадут. Но ничего тут уже не изменишь. Я понимаю, тебе, наверно, тяжелее, чем другим — но все тут в одинаковом положении. От этого зависит наше выживание. — Он отвел глаза, такая нестерпимая мука была в ее взгляде.
— Может быть, — произнесла она, горько скривив губы, — в таком случае лучше было бы и не выживать.
— Думаю, этот разговор стоит отложить на другой раз, когда ты будешь лучше себя чувствовать, — тихо сказал Юэн. — Я выпишу тебе направление на предродовое обследование у Маргарет…
— …никогда!
Юэн вскочил с места. Сделав за спиной Камиллы знак медсестре, он крепко схватил девушку за локти так, что та не могла пошевелиться. В предплечье Камиллы вонзилась игла; девушка метнула на Юэна сердитый, подозрительный взгляд, но глаза ее уже начали затуманиваться.