Неприятно было другое: во-первых, Владимир терпеть не мог отвечать на вопросы, в этом было что-то унизительное, словно ты оправдываешься перед противником, который заведомо сильнее тебя. А в том, что Турецкий был хоть в чем-то сильнее его, Дементьев сильно сомневался. Однако придется покорно сидеть на стуле, напускать на себя равнодушный вид и отвечать. Иначе никак.
Владимир Дементьев был очень самолюбивым человеком. Ему было небезразлично мнение окружающих (дурная черта, но избавиться от нее никак не получалось, поэтому Владимир принял ее «как данность»). Он никогда и никому не позволял смеяться над собой. Пять лет назад один парень из центрального аппарата попробовал: «Слушай, ты такой белобрысый… давай я буду звать тебя солнышко!., ха-ха!» Через пару дней юморист пришел на работу с новыми зубами. С тех пор никто из коллег не позволял себе отпускать шутки на его, Владимира Дементьева, счет.
С детства Владимир привык во всем быть лучшим. Математика, бег, стрельба — на олимпиадах и соревнованиях ему не было равных. Он и в ФСБ пришел лишь потому, что это был прекрасный способ подчеркнуть свою исключительность, он как бы вошел в круг посвященных, избранных, до которых простым обывателям было как до луны пешком.
Служилось Дементьеву хорошо. Он был обязателен, пунктуален, свято чтил субординацию, никогда не допускал ошибок, избегал любопытства. К своим тридцати Владимир Дементьев получил майорские погоны и не собирался на этом останавливаться. О нет, он не хватал звезд с небес. Он знал, что главное в жизни — поставить перед собой цель, а добираться до цели нужно не бездумными рывками, рассчитывая лишь на везение и собственную удаль, а упорно и ровно — в этой установке была надежность.
Все изменилось три года назад… Как-то раз, проезжая по долгу службы мимо площади трех вокзалов, он вдруг увидел возле обочины молоденькую девушку с двумя огромными сумками. Девушка была хрупкой и большеглазой. Сумки лежали у ее ног, как две огромные собаки, и она смотрела на них сердитым, недовольным взглядом, как будто они чем-то обидели ее.
Владимир притормозил возле девушки и предложил ей свою помощь. Через полгода они поженились.
Рите было двадцать лет. Она только что провалилась на экзаменах в театральный институт, но нисколько не унывала по этому поводу и была преисполнена решимости осуществить свою мечту на будущий год. Она хотела стать знаменитой и покорить весь мир. До покорения мира было, конечно, еще далековато, но сердце Владимира Рита покорила с первого взгляда. Впервые в жизни он проявил слабость, влюбившись в нее, как мальчишка. Последующие месяцы и годы лишь укрепили эту любовь. Владимир прикипел к Рите сердцем, он и представить теперь не мог, как жил до встречи с ней.
Все бы было хорошо, но с некоторых пор Дементьев вдруг стал замечать, что Рита охладела к нему. Это проявлялось в мелочах. Каждый вечер, ложась в постель, Рита ласкала его и нежно шептала ему на ухо, что он «самый лучший». И вдруг эта чарующая фраза, ради которой Дементьев был готов перевернуть мир, куда-то улетучилась. «Неужели я перестал быть для нее самым лучшим?» — думал он, вначале с юмором, но затем все серьезней и серьезней, так как мысль эта — не высказанная вслух — вдруг начала находить подтверждение и в ежедневной жизни четы Дементьевых.
— Влад, я не хочу идти в театр с Черновыми.
— Почему?
— Не хочу, и все.
— Но мы ведь обещали, что пойдем. Они будут нас ждать: Малышка, ты себя плохо чувствуешь?
— Да, плохо. Разве женщина может чувствовать себя хорошо, если ей нечего надеть?
— Но разве тебе нечего надеть?
— А разве ты сам не видишь? На прошлой неделе Чернов купил своей жене норковую шубу. Хорошо же я буду смотреться не ее фоне в своем задрипанном пальтишке.
— Между прочим, это задрипанное пальтишко обошлось мне в триста баксов. К тому же мы совсем недавно его купили.
— Год назад, — холодно сказала Рита. И тут же с иронией добавила: — Бедняжка! Для тебя это был такой удар, что ты до сих пор не можешь оправиться.
В тот вечер они все же пошли в театр. Но лучше бы не ходили. Весь вечер Рита была подчеркнуто холодна с Дементьевым, зато Косте Чернову, давнишнему другу и коллеге Владимира, она оказывала повышенные знаки внимания. Она весело хохотала над его шутками, восхищалась меткими характеристиками, которые он давал общим знакомым. Чернов цвел и пах от удовольствия, чего нельзя было сказать о его жене, Вике Черновой, которая одаривала Риту такими свирепыми взглядами, что даже Владимиру становилось неуютно.