— Ты нанесла мне глубокую душевную рану, — тихим, клокочущим голосом произнес Матвей Иванович, сознавая, что его бледное лицо покрывается пятнами. — Я не хочу тебя больше видеть.
Последнюю фразу он произнес почти с удовольствием, вложив в нее всю свою обиду и весь свой гнев. Ну, теперь-то она поймет, теперь она запросит пощады и прощения, но тщетно — такие обиды не проходят за пять минут. Пожалуй, он не сможет разговаривать с ней несколько дней… Это жестоко, но иначе нельзя. Она должна понять, как больно уязвила его.
Однако в презрительном лице Ларисы не дрогнул ни один мускул.
— В этом наши желания сходятся, — спокойно, с каким-то дьявольским хладнокровием сказала она. — Я ухожу.
Матвей Иванович раскрыл рот, но ничего не смог сказать. Слова жены ошеломили его.
А ведь все началось с сущего пустяка. Воспользовавшись отъездом жены, Матвей Иванович привел в дом молодую пассию, студентку. Жена должна была быть за городом, но на полпути у нее сломалась машина, и она вернулась домой на попутке. Тщетно Матвей Иванович доказывал, что это его подопечная по научной линии и он пригласил ее с единственной целью — обсудить дипломную работу. Слишком длинные ноги были у девчонки, слишком наглые глаза, слишком сексуальная одежда, а когда жена обнаружила на белых полотняных брюках Матвея Ивановича смазанный след губной помады (черт, и угораздило же его в тот день надеть белые брюки!), она словно с цепи сорвалась.
Надо же, думал Матвей Иванович, оказывается, все эти годы Лариса знала о его похождениях и молчала. Никогда, ни разу-за их долгую совместную жизнь жена и словом не обмолвилась о его неверности. И, оказывается, столько лет она носила свой гнев в себе, вынашивая его, как ребенка, чтобы однажды разразиться этой бредовой тирадой. Как она могла копить зло все эти годы, не давая гневу вырваться наружу, этого Матвей Иванович никак не мог понять.
В тот же вечер Лариса ушла, оставив его в пустой, разоренной квартире, с открытыми дверцами шкафов и шифоньеров, с пустыми полочками в ванной комнате.
«Я не хочу жить с таким подонком», — сказала она напоследок.
Даша, дочь Матвея Ивановича, которую он обожал безмерно, жила в Англии, но жена не стала таиться, она позвонила Дашке и рассказала ей о том, какой негодяй у нее отец, и о том, что они больше никогда не будут жить вместе.
Это был подлый поступок, что и говорить. Матвей Иванович поклялся, что никогда не простит этого Ларисе. Как знать, возможно, он сдержал бы клятву, но через три дня случилось страшное — Лариса попала в аварию, не справившись с управлением на мокрой дороге. Когда ее вытащили из машины, она была мертва.
И только тогда Матвей Иванович понял, осознал, как любил жену, как был виноват перед ней. Но теперь он уже никогда не сможет ей об этом сказать. Никогда.
После смерти жены в душе Матвея Ивановича что-то надломилось. Он словно постарел на десять лет. Дочь отказалась с ним разговаривать. Дашка была убеждена, что мать погибла из-за него. Втолковать ей что-либо было невозможно. На похороны дочь не приехала. Матвей Иванович послал ей пространное письмо по электронной почте, но в ответ получил только несколько жестких слов: «Ты больше не мой отец. Я не хочу тебя видеть. Никогда». И все.
Больше Дашка не отвечала — ни на звонки, ни на письма. Прилететь к ней в Лондон Матвей Иванович не решался. Он боялся страшных слов, которые скажет ему дочь, боялся пронзительного взгляда ее огромных карих глаз (такими же глазами на него смотрела Лариса в тот вечер).
Между тем, несмотря на катастрофы в личной жизни, с бизнесом у Матвея Ивановича Кожухова дела обстояли замечательно. Тиражи «Российских известий» и число подписчиков росли как на дрожжах. За несколько лет Кожухов сумел превратить убыточное, скучнейшее издание, которое напрасно пылилось и мокло под дождями на развалах прессы, в одну из самых авторитетных российских газет, в настоящий «рупор своего времени» (как Матвей Иванович любил называть свое детище в кругу друзей и единомышленников).
Кожухов никогда не входил в открытую оппозицию к власти, и тем не менее материалы, публикуемые в газете, не теряли своей актуальности, а за самой газетой закрепился статус вестника либеральных сил. «Главное — придерживаться золотой середины, — любил повторять Матвей Иванович на заседаниях редколлегии. — Это значит, что в любом вопросе нам интересно мнение обеих сторон. Мы не должны отступать от этого кредо».
И принцип золотой середины оправдывал себя целиком и полностью. Лидеры оппозиции, приверженцы генеральной линии правительства — всем им находилось место на страницах «Российских известий». Пару раз Кожухов даже устраивал «прямую линию» с Президентом.