Выбрать главу

Глебовский был одним из тех, кто придумал Президенту имидж, тот самый имидж, который когда-то помог бывшему полковнику ФСБ Панину стать первым лицом в стране. И теперь Глебовский смотрел на президента как на творение своих рук — с гордостью и ревностью, к которой примешивалась опаска: а что, если Президенту однажды надоест прислушиваться к чужим мудрым советам и он вообразит себя этаким императором-самодержцем?

Благодаря проделанной Глебовским работе люди считали Панина жестким и бескомпромиссным человеком, и в последнее время Панин, быть может, не отдавая себе отчета, пытался изо всех сил соответствовать этому мужественному образу.

«Заиградся, — думал про него Глебовский. — Что ж, пускай. Пока это не мешает делу — пускай».

— Не знаю, не знаю, Олег Егорович, — задумчиво произнес президент («явно любуясь собой в эту минуту», — как подумал Глебовский). — С черным пиаром нужно быть максимально осторожным, ведь это оружие такого свойства, что легко может обернуться против тебя самого.

Глебовский позволил себе усмехнуться:

— Само собой, Вадим Вадимович. Но это, если за дело берется дилетант или простак. А вы ведь знаете, что мы на этом деле собаку съели!

— Мы? — прищурив светлые глаза, спросил президент.

— Да, мы, — кивнул Глебовский, которого вопросы Президента давно уже не заставали врасплох. — Конечно, я имею в виду не нас с вами, а себя и свое агентство «Имярек-колсалтинг».

— Ясно, — с усмешкой кивнул президент. — Продолжайте.

— Информация, которую мы получили от Кожухова, поможет нам уничтожить Лобанова. Мы организуем большой скандал с разоблачением заговора нечистых на руку политиков. Воспользовавшись скандалом, вы отправите Лобанова в отставку.

— А если он использует компрометирующую меня информацию, которая у него имеется?

— Якобы имеется, — с простодушной улыбкой поправил Глебовский. — Уверяю вас, Вадим Вадимович, после наших разоблачений это уже не будет иметь никакого значения. Общество расценит это как месть со стороны смещенного вами премьера.

Президент вздохнул:

— Главное, Олег Егорович, чтобы общество не дало аналогичную оценку нашей с вами деятельности.

— Это исключено. С помощью магнитофонных записей мы докажем, что информация сфабрикована, чтобы опорочить вас. Мы обернем ситуацию в свою пользу. Поверьте, сделать это несложно.

— Ну да, — усмехнулся Президент. — Вы ведь на этом «собаку съели».

Панин смотрел на Глебовского с нескрываемой иронией. Глебовский ответил ему дружелюбной улыбкой, однако он был уязвлен ироничным замечанием Президента. «Да кто ты такой, чтобы говорить мне такое? — с тихим негодованием думал Глебовский. — Святой? Священник? Монах? Легко загребать жар чужими руками, самому оставаясь в белых перчатках! В глубине-то души вы, товарищ полковник, прекрасно знаете, сколько крови на этих ваших «белых» перчатках».

— Да, Вадим Вадимович, — спокойно произнес Глебовский. — Мы в этом неплохо разбираемся. Если б это было не так, то вам было бы довольно сложно… усидеть в раскачивающемся кресле.

Президент понял намек и стер усмешку с лица.

— Я не хотел вас обидеть, Олег Егорович.

— Я понимаю. — И пухлые губы Глебовского вновь растянулись в добродушной улыбке.

22

Наставления Данилова прочно врезались в его память.

— На этот раз задача будет чуть сложнее, — говорил Данилов. — В прошлый раз мы слышали каждое ваше слово, но сегодня все будет иначе. Вы будете действовать в полном одиночестве.

— В одиночестве? — с упавшим сердцем произнес Матвей Иванович. — То есть как? А разве вы не прицепите ко мне эту вашу штуку?

— Микрофон? Прицепим. Но запись пойдет непосредственно на записывающее устройство, которое мы спрячем у вас под одеждой. Мы опасаемся перехвата, поэтому ваша беседа с премьером не будет транслироваться. Все, что вам удастся из него вытянуть, будет записываться на кассету. Выехав из резиденции, вы доедете до автостоянки у офиса вашей редакции, там пересядете в свою машину и поедете домой. Машина прикрытия будет следовать за вами. В подъезде вашего дома вас будет ждать офицер, один из ваших охранников. Ему вы и передадите записывающее устройство вместе с кассетой. Вам все ясно?