– Ты в порядке? – уточнила мама, и Аннабель, даже не глядя, почувствовала, что озабоченная морщинка снова пролегла у той между бровей. – Я могу выйти. Хочешь посмотреть одна?
Аннабель помотала головой. Оценки всё равно потом пришлют маме по электронке. Так что утаить их в любом случае не получится. Она сделала три глубоких вдоха и кликнула.
4+ по химии, 4– по математике, 3 по испанскому, 3 по английскому, 3 по истории.
Мама вздохнула. А потом поспешно прикрыла рот рукой, будто пытаясь затолкать вздох обратно.
Три тройки. После всех усилий.
Три тройки в итоговом табеле – это реально лучшее, на что она способна.
– О, Белль, – мама потянулась, чтобы обнять, но Аннабель увернулась и вскочила.
– Я… у меня встреча с Мией и Джереми. Мне пора.
Мамина морщинка стала такой глубокой, что Аннабель показалось: так теперь и останется. Как из детской пугалки: если надолго сведёшь глаза к переносице – окосеешь навсегда.
– Ты сделала всё, что могла, солнышко, – сказала мама. – Вот что важно.
Точно.
Аннабель выбежала в коридор, на ходу собирая вещи.
– Вернусь в три, – крикнула она маме.
– Береги себя, любимая, – откликнулась та.
Аннабель сама заперла дверь, чтобы маме не пришлось спускаться и выдавать очередную порцию лжи в утешение дочери.
Или в своё. Должно быть, это очень обидно – быть мамой той, что способна только на тройки. Как бы сильно ни старалась.
Небо было безоблачным и ярким. Таким же синим, как гиацинты, которые цвели сейчас по всему Острову. Аннабель застегнула шлем, закинула сумку в корзину велосипеда и тронулась.
Они встречались с Мией и Джереми на Утёсном вале – в их любимом летнем месте. Оно лежало в стороне от велодорожек и шикарных пансионатов. И всегда оставалось безлюдным, даже когда отдыхающие заполоняли Остров.
Аннабель нравилось ездить на велосипеде. Нравилось создавать собственный ветер, особенно в такой жаркий и душный день, как сегодня. Нравилось, как, мягко шурша, подпрыгивали шины по старой набережной. Нравилось, что она знала, с какой скоростью крутить педали, чтобы выбраться из песчаных заносов, порой переметавших дорогу. Велосипед был почти так же хорош, как плавание, – тоже прочищал мозги и дарил ощущение, что ты всё контролируешь.
Но сегодня Аннабель никак не могла выкинуть из головы годовые тройки и выражение маминого лица. Она была шокирована. Тем, что Аннабель не может лучше. К этому примешивалось и что-то ещё. Стыд? Что дочь так плохо учится?
Сколько троек понадобится, чтобы Академия решила, что Аннабель не относится к числу «одарённых 16 детей», достойных получать скидку на обучение? И что мама будет делать тогда?
Сзади послышался шелест велосипедных шин. Её догонял Джереми. Он найдёт правильное слово, чтобы описать выражение маминого лица, если Аннабель ему всё расскажет. Джереми всегда находит правильные слова.
– Я заметил тебя ещё у Ежевичной улицы. Но не думал, что догоню.
– А мне казалось, я сегодня медленная.
– Ты? Никогда!
В начале каникул Джереми постригся, и светлокаштановые локоны больше не торчали из-под шлема. Он был в отцовской футболке – мешковатые рукава свешивались почти до локтей.
– Ты посмотрел свои оценки? – спросила Аннабель, решив, что лучше уж сразу начать с этого.
– Ага, глянул.
Скорее всего, сплошные пятёрки и пятёрки с плюсом. Ведь это Джереми. Он получал ту же скидку «для одарённых», что и Аннабель. Только, в отличие от неё, заслуженно. Джереми, наверное, и не представляет, каково это – получить тройку. Даже пятёрка с минусом стала бы для него стрессом.
– Ты свои тоже посмотрела? – спросил Джереми.
– Угу, – буркнула она и поспешила перевести тему: – Есть новости от Берты?
– Да!
Велосипедист с малышом в детском кресле посигналил сзади. Джереми немного отстал, уступая дорогу. Это был летний папа, выгуливающий ребёнка на велосипеде, что они взяли напрокат в городском магазине.
Когда Джереми снова нагнал Аннабель, его светло-карие глаза горели восторгом:
– Её видели возле Монтока[2]. И сейчас она направляется в нашу сторону.
Бертой назвали гигантскую белую акулу, которую прошлым летом заметили совсем рядом с берегом. Джереми отслеживал её перемещения с помощью специального приложения. Это была совсем молодая акула, её челюсти ещё недостаточно окрепли, и она не могла охотиться на тюленей или морских котиков, поэтому не уплывала далеко от побережья Лонг-Айленда, где родилась.