Чуть дальше расположился персонаж совсем другого типа. Он был одет в старомодный сюртук или камзол (точнее не сказать, так как Игорь Петрович плохо разбирался в старых фасонах одежды и путал даже бурку с армяком), носил накрахмаленный парик и вел себя с подчеркнутым достоинством, сидя в позе роденовского мыслителя. Изредка он с неодобрением поглядывал на беснующегося поклонника Оливера Кромвеля, укоризненно качал головой и вновь уходил в себя. Ведерников поймал себя на мысли, что где-то видел этого важного господина, но никак не мог вспомнить, где. Настолько отчаянных ретроградов, готовых расхаживать в сюртуках, у него среди друзей и коллег не водилось, поэтому предположить можно было только эпизодическое, шапочное знакомство.
Прямо напротив Игоря Петровича обитали целых три соседа, находившихся при этом в одном невидимом пузыре. И если владелец накрахмаленного парика был просто странным, то эти были очень странными. Все трое: седобородый старик, юноша и девочка лет тринадцати носили костюмы партизан. Дед сурово шевелил густыми бровями, выступавшими из-под надвинутой на морщинистый лоб каракулевой папахи с атласной красной лентой. Юноша носил военную шинель и толстые ватные штаны. А у девочки на коленях лежала брезентовая сумка с криво пришитым красным крестом. Из обуви троица отдавала предпочтение валенкам. Партизаны излучали уверенность в своих силах и готовность к взаимовыручке. Тесно прижавшись друг к другу, они тихо напевали заунывную песню и раскачивались в такт мелодии. Картина эта так удивила и тронула Ведерникова, что он даже начал тихонько напевать себе под нос: «...и летит над страной этот ветер родной, он считает и слезы, и раны», подражая партизанам.
Увлекшись этим занятием, он повернулся налево и тут же понял, что сорвал джекпот. На скамеечке слева был только один «пассажир», но зато какой! Словно сойдя с плаката «Придем к изобилию», в белом кителе с золотыми пуговицами, здесь сидел Сталин или человек, похожий на него до мелочей. Вождь явно переживал не лучшие времена и вызывал сочувствие. Его и без того усталое лицо человека, который спит не более трех часов в сутки, было искажено гримасой отчаяния, усы потеряли былой лоск, волосы растрепались, а на белоснежном кителе алело свежее винное пятно. Отец народов страдал. Обхватив голову массивными руками, он бормотал:
- Пят минут, толко пят минут. Это какой-то валунтаризм, товарищи. Валунтаризм. Нэобходимо поднять этот вопрос. Поднять вопрос, товарищи...
Неожиданно Сталин заплакал. Он прекратил раскачиваться и теперь шарил по карманам кителя. Нашел в одном из них трубку, но тут же выронил ее из трясущейся руки, рассыпав по полу папиросный табак. Вынул толстый карандаш с красным грифелем, но, не найдя ему применения, сразу убрал его обратно в карман.
Ведерникову вдруг сильно захотелось помочь Сталину, как-то ободрить его. Всегда неприятно видеть великих людей в таком положении. Он подался вперед и принялся подавать знаки вождю, чтобы тот как минимум отвлекся от мрачных мыслей. Сталин поднял глаза, взглянул на Игоря Петровича, обреченно пригладил усы большим и указательным пальцами и с сильным кавказским акцентом отчетливо произнес:
- Аэ-э-э-эх. Джопа.
- Игорь Петрович Ведерников? - Это был уже другой голос, на который пришлось обернуться. - Ваш анализ в норме, пройдемте со мной на собеседование.
Голос принадлежал блондину средних лет, беспрепятственно проникшему сквозь защитное поле. Он носил другую униформу, куда как более солидную, чем комбинезон остальных сотрудников зала ожидания. На нагрудном кармане темно-серого пиджака была вышита эмблема: серебристый будильник на голубом поле, а под ним - скрещенные швейная игла и шило, чуть выше будильника значилась цифра семь.
Игорь Петрович поднялся со скамьи и покорно побрел за блондином. Поле отключилось и пропустило его.
- Это распределительная станция номер семь. Работаем преимущественно с выпаданцами, но случаются и принудительные возвраты. Работы сегодня много, поэтому не будем терять времени. Следуйте, пожалуйста, за мной.
- Объясните, пожалуйста, где я нахожусь! Кто вы такой? Что вообще все это значит? Партизаны, Сталин, шагу не могу сделать нормально.
Мини-бунт Игоря Петровича ничуть не удивил его нового знакомого. Тот подождал, пока его подопечный выпустит пар и вежливо сообщил: