Еще метров двести по этому крысиному ходу - и снова ворота, снова проверка документов. А вот за этими воротами Обрубкову открылась картина, которую он никак не ожидал увидеть в военном городке. Обширная территория была тщательно ухожена и больше напоминала территорию какого-нибудь процветающего подмосковного санатория. Повсюду фруктовые деревья, клумбы с яркими цветами, асфальтированные дорожки, аккуратные маленькие домики. "Мерседес" подъехал к единственному двухэтажному зданию и остановился на небольшой парковке с несколькими легковыми автомобилями. Неподалеку майор увидел маленький вертолет явно иностранного производства с каплевидной прозрачной кабиной.
Водитель остался в машине, а майор с сопровождающими прошел в здание через двустворчатую застекленную дверь, за которой очередной вахтер, уже с лейтенантскими погонами, снова проверил документы. Даже у Обрубкова он потребовал служебное удостоверение. Майор, конечно, показал его, но не преминул язвительно спросить:
- А если бы я дома его оставил, не пустил бы?
Лейтенант как будто не услышал его, сохранив каменное выражение лица, и Обрубков понял, что шутить с местной публикой - значит зря терять время.
Загудел моторчик и отъехал в сторону блестящий турникет, открывший проход в небольшой вестибюль, в котором удивленный майор увидел двери четырех лифтов. Около каждой двери вместо кнопки вызова были какие-то устройства наподобие таксофонов, только без трубки. Его подвели к крайней справа, один из "хмырей" вставил в прорезь карточку и набрал несколько цифр. Тут Обрубков не выдержал.
- Вы что, на второй этаж на лифте ездите? - спросил он презрительно. Но на этот раз его даже не удостоили ответом - здесь, у себя дома, комитетчики чувствовали себя хозяевами положения.
Двери раздвинулись. Все трое вошли в кабину, сверкающую чистотой хромированных поверхностей, и комитетчик нажал нижнюю из двух кнопок. И только теперь Обрубков понял, как он ошибся. Внутри все поднялось, сердце подкатилось к горлу, как при затяжном прыжке с парашютом - майору с армейской молодости было хорошо знакомо это чувство. Лифт с огромной скоростью падал вниз, а "хмыри" насмешливо наблюдали за Обрубковым, надеясь увидеть на его лице испуг. Но майор с честью выдержал испытание, чем немало разочаровал своих спутников.
Он пытался представить себе, как глубоко они спустились под землю, но никак не мог проследить за временем, потому что оно растянулось в бесконечность. Наверное, это было очень глубоко.
2
Красная папка с тисненой золотой надписью "К докладу" лежала на средней полке, на самом виду, и сразу бросилась в глаза, как только Василий Андреевич Романов открыл сейф. Генерал заглянул в нее, прочитал первые строки объемистого доклада и... абсолютно ничего не понял. Какая-то галиматья, хотя заголовок свидетельствовал, что именно этот доклад он должен был прочесть недавно на совете безопасности. Какая-то угроза стране, исходящая от найденного в красноярском крае месторождения таинственного и чрезвычайно опасного вещества... Откуда появился непонятный документ? Похоже на глупую шутку... Надо бы выяснить, мелькнула мысль, но сразу ушла, потому что хватало более важных дел. Романов сунул доклад в прожорливую пасть уничтожителя бумаг и навсегда забыл о нем.
Дел действительно было много. Утром привезли людей, которых генерал давно ждал - трех убийц, отца с сыновьями, и швейцарского гражданина Карла Вайсмана, подозреваемого во множестве преступлений против Российского государства. Их отдал генералу его старый знакомец, предводитель цыган Москвы и Подмосковья Захар Вансович. Старый цыган часто помогал генералу в делах, связанных с тем, что нормальные люди называли чертовщиной.
Доставили пленников весьма оригинальным способом. Все они, связанные по рукам и ногам обыкновенной бельевой веревкой, были свалены, как дрова, в металлическом кузовке древнего "Москвича" - пикапа, прозванного в народе "каблуком", а за рулем сидел цыган средних лет, имеющий вид завзятого пройдохи. Похоже, перед тем он возил в кузове навоз, потому что от пленников исходил соответствующий запах. Сдав свой необычный груз, цыган не стал отвечать на вопросы и сразу уехал.
Пришлось пропустить всех четверых через душ (правда, иностранец с ужасом, переросшим в истерику, отказался оставаться наедине со своими товарищами по несчастью, и пришлось отмывать его отдельно) и переодеть во что подешевле из вещевого фонда службы. Лучше всего подошли для этого синие рабочие комбинезоны, на всякий случай хранившиеся на складе. А снятую с них одежду отправили в стирку.
Прежде, чем передать задержанных по принадлежности, генерал должен был вытащить из них нужную ему информацию. Доверить это нельзя было никому, и он понял, что ночевать дома ему сегодня не придется. Это не сильно обрадовало его - здоровье было не то, что прежде, да и годы брали свое, но что поделаешь?
Начал Романов с гангстерской семейки. Вансович предупредил его по телефону, что опасности они больше не представляют, ядовитые зубы он у них вырвал. То есть, как понял Романов, старый цыган каким-то образом лишил их паранормальных способностей. Но поворачиваться к ним спиной не советовал. Генерал понял все правильно, и к разговору приступил, когда все трое были прикованы наручниками к закрепленным в полу стульям. То, что разговора не получится, он убедился довольно быстро. Пантелей и оба его сына молча сидели на стульях, одинаково втянув головы в плечи и бросали исподлобья колючие взгляды, разве что не шипели. Все вопросы они попросту игнорировали.
Генералу было наплевать на такие нежности, как права арестованных и он не стал с ними церемониться. Все равно этот допрос был незаконным мероприятием, подчиненная Романову контора вроде бы не имела права вести следствие, и в таких случаях Василий Андреевич руководствовался не законом, а целесообразностью. Он вызвал штатного доктора управления, чье знание медицины выходило далеко за обычные врачебные рамки, и тот вкатил каждому из бандитов по интересному уколу. Через пять минут они непринужденно болтали с генералом, как с лучшим другом и, перебивая друг друга, давали на все его вопросы пространные ответы.
Беседа оказалась долгой. Когда Романов узнал все, что хотел, у него возникло сильное желание приказать подчиненным вывезти семейку за город и расстрелять "при попытке к бегству". Он считал, что максимальное наказание, которое мог им назначить суд, то есть пожизненное заключение, будет для такой мрази подарком судьбы. А если еще учесть гуманность присяжных... Но генерал сдержал порыв. Он никогда не занимался подобными делами и не собирался заниматься впредь.
Заканчивая допрос, Романов дал бандитам четкую установку признаться на следствии во всех своих преступлениях, но не рассказывать никому о бывших своих "колдовских" умениях, чтобы не смущать умы непосвященных людей. Пантелей и оба его сына клятвенно пообещали ему это. И генерал был уверен, что они скорее умрут, чем нарушат приказ. Введенный убийцам комбинированный препарат (это была одна из последних разработок засекреченных биохимиков) не только развязывал языки. Полученные под его воздействием приказы навсегда откладывались в подсознании и исполнялись неукоснительно.