Тут "Паттерсон", оказавшийся Лаврушиным, не смог рассказать практически ничего, потому что самого убийства не видел, находясь в это время в лаборатории, окна которой выходили на другую сторону. Видел он только, как двое охранников погрузили на капот бульдозера черный полиэтиленовый мешок, в котором запросто можно было упрятать человека, и увезли куда-то вверх по ручью. А вернулись уже без него. Из этого Степан сделал вывод, что тело несчастного Андрея захоронили под одним из старых отвалов.
Зато рассказ об уничтожении поселка настолько заинтересовал Бойцова, что он заставил Лаврушина повторить его два раза, выпытывая все возможные подробности, а после устного рассказа еще и просмотрел его воспоминания. Сделав это, позвонил Жуковскому:
- Сергей, приезжай, тут интересные обстоятельства открываются.
- Я уже рядом, минут через двадцать буду, - ответил Жуковский.
Чтобы не тратить эти минуты напрасно, Степан занялся прояснением других интересующих его вопросов. Делать это было нетрудно, потому что мозг Лаврушина, похоже, не подвергался наркотическому или гипнотическому воздействию, как было с Федором Шестопаловым. Но когда Бойцов вплотную подступил к главной теме - над чем работала секретная лаборатория в Неваде и что они искали на Ханданахе, оказалось, что эти сведения закрыты мощнейшим блоком. А когда он попытался его преодолеть, Лаврушин захрипел и потерял сознание. Поняв, что допрашиваемый находится практически в предынсультном состоянии, Степан немедленно ослабил давление и с большим трудом вернул его к жизни.
Жуковский подоспел как раз к тому времени, когда растерянный Бойцов занимался реанимационными мероприятиями. Сразу все поняв, он немедленно подключился, и через несколько минут Лаврушин порозовел, встряхнулся и стал недоуменно осматриваться по сторонам, не понимая, что с ним произошло. Степан быстро прояснил Жуковскому обстановку.
- Ясно, - задумчиво ответил Сергей. - Сейчас я сначала просмотрю то, что можно, а потом глянем, что там у него заблокировано.
Приведя Лаврушина в безмятежное состояние, Жуковский погрузился в его недавнюю память. Вот он с двустволкой за плечом шагает по колено в снегу, направляясь к широкому распадку, где, по словам охранника Лео, все истоптано заячьими тропами. И действительно, не успевает он немного подняться по безымянному ручью, из-за огромного валуна выскакивает заяц и, никуда не сворачивая, несется, прижав уши, по протоптанной в снегу тропе. Лаврушин поднимает ружье и два раза подряд нажимает на спусковые крючки. Первый выстрел уходит мимо цели, взметнув фонтан снега совсем рядом со зверьком. Зато второй ловит его прямо в прыжке. Заяц переворачивается в воздухе и падает в снег. Он, шумно дыша, бежит к добыче, и, слегка оглушенный выстрелами, не сразу слышит при этом рокот мотора и свист винтов наверху.
Когда, наконец, поднимает голову, то видит в небе над Ханданахом большой вертолет какой-то хищной формы с двумя расположенными один над другим винтами. Подлетев к поселку, машина не снижается, а зависает на месте. При этом корпус вертолета вращается вокруг собственной оси, будто пилот высматривает что-то внизу. С коротких крыльев, расположенных в середине фюзеляжа, срываются три ракеты и, оставляя за собой дымные хвосты, несутся к земле. Одна уходит точно в шахтный ствол и глухо взрывается в глубине, а две другие с грохотом сметают с лица земли жилые и производственные вагончики.
Вертолет перемещается в другую точку, немного выше по ручью, и выпускает по ракете в два оставшиеся шахтные ствола. Потом чуть подворачивает, и очередная ракета уходит в сторону склада взрывчатки. Грохот от этого взрыва закладывает уши. Машина разворачивается и летит обратно. При этом походя, даже не останавливаясь, выпускает еще две ракеты по тому месту, где только что стоял поселок, довершая разрушение...
Пораженный этой картиной, Жуковский вопросительно посмотрел на Бойцова.
- Это что...
- Ка-50, - перебил Степан еще не заданный вопрос. - "Черная акула".
- Я так и понял. Но откуда, кто? Не бандитский же налет, в самом деле! А по телевизору-то наврали с три короба, преподнесли как несчастный случай, техногенную катастрофу! Кто мог действовать так нагло?
- Думаю, что узнать это будет нетрудно, - задумчиво сказал Степан. - Кто, кроме государства, мог решиться на такое? Вряд ли "Черную акулу" кто-то мог взять в аренду. Гораздо хуже то, что мы все это проворонили, как и многое другое. Мы не успеваем следить и за малой долей событий. Даже за теми, что впрямую касаются нас. Что скрывает блок в его голове? - Степан показал на Ларионова, безучастно сидящего на своем стуле. - И, понимаешь, блок поставлен не просто на обычный допрос, и даже не на допрос с применением психотропных средств или детектора лжи. Учтена возможность ментального сканирования! Что это значит? Или кто-то знает о нашем существовании, или уже создана аппаратура, позволяющая копаться в мозгах. Не знаю, сможешь ли ты преодолеть этот блок, но хотя бы попытайся. Только прошу тебя, если почувствуешь неладное, сразу прекращай. А я буду тебя подстраховывать.
Проникновение в чужое беззащитное сознание до сих пор вызывало у Жуковского не очень приятное чувство чего-то постыдного, будто подглядываешь исподтишка за ничего не подозревающим человеком. Поэтому он прибегал к этому приему лишь в случае крайней необходимости. Сейчас он оправдывал себя тем, что Лаврушин, пусть и косвенно, но замешан в убийстве Андрея Синицына, и тем, что за блоком в мозгу американского ученого может скрываться информация, впрямую касающаяся людей духа. Может быть, даже о прямой угрозе.
Процесс проникновения напоминал блуждание в собственной памяти, только приходилось подталкивать хозяина сознания в нужную сторону, чтобы всплыла необходимая информация, выраженная чаще всего в образах, и очень редко в словах. Может быть, именно потому, что Лаврушин был ученым с логическим складом ума, его мышление отличалось четкой организацией и образностью. Осторожно двигаясь по цепочке ассоциаций, Жуковский вплотную приблизился к той области, которая его интересовала - к области профессиональной деятельности. Некоторые ее стороны открылись без особого труда, но когда Сергей попытался сориентировать сознание ученого на воспоминания о лаборатории в Неваде, то почувствовал, как начинают сужаться сосуды, несущие к мозгу кровь, и сознание Лаврушина стало мутиться. Пришлось срочно отступать, но Лаврушин все равно успел почувствовать болезненные симптомы.
- Ничего не получается, - признался Жуковский Степану. - Пусть он отдохнет, попробуем продолжить завтра. А сейчас я поеду домой, попытаюсь кое в чем разобраться.
Чтобы лишний раз не дразнить самолюбие Бойцова, Сергей не стал говорить ему, что на самом деле едет не домой, а к Захару Вансовичу, в надежде, что его опыт поможет справиться с ситуацией.
5
- Ничего удивительного, - спокойно сказал Захар смущенному Жуковскому. - У тебя и не могло получиться. Чтобы снять блок, тем более такой варварский, недостаточно одной только силы. Даже такой, как твоя. В первую очередь нужно умение и опыт. Человеческий мозг - слишком тонкая материя, чтобы вторгаться в него, не имея достаточных знаний. Я еще удивляюсь, что тот, кто ставил блок твоему профессору, умудрился сохранить в целости его сознание, не превратив в шизофреника. Тем более что тут явно не обошлось без железа.
"Железо", как знал Жуковский, на сленге людей духа означало все технические приспособления, будь то паровая машина или суперсовременный компьютер.
- Неужели обошлось без участия человека с повышенной ментальной силой? - спросил он недоверчиво. - И кому-то удалось вмешаться в деятельность мозга с помощью одной только аппаратуры?
- Ну чего ты юлишь? - усмехнулся Захар. - Так и говори - не приложил ли к этому делу руку кто-то из наших, или, в крайнем случае, мутантов?
- Ладно, пусть будет так, - согласился Сергей.
- Трудно сказать, - задумался Захар. - Если обошлось без вмешательства наших или мутантов, то это значит, что наука ушла вперед гораздо дальше, чем я думаю. Но, похоже, тут вырисовывается кто-то, кто не укладывается в привычные рамки.