Поняв, что у Сергея есть свои основания уйти от этого разговора, все трое, хоть и нехотя, согласились.
- Кто ведет наблюдение за шаманом? - спросил Сергей.
- Георгий, - ответил Бойцов.
- Что-то мне подсказывает, - задумчиво сказал Жуковский, - что нам всем надо быть наготове, чтобы при первой же встрече шамана с теми людьми, которых он так настойчиво ищет, оказаться поблизости. Иначе могут возникнуть проблемы.
- Как ни странно, перед твоим приходом мы говорили о том же! - переглянувшись с Захаром и Степаном, сказала Лейла. - Откуда-то ведь им стало известно о Ханданахе! Не из-за золота же они разбомбили шахту!
- А почему бы нам не использовать подразделение "М"? - предложил Жуковский. - Правда, это не совсем их профиль, но там один Обрубков чего стоит! Мне он показался надежным мужиком. И хватка у него мертвая. Пусть поработает на благое дело! Займешься, Степан?
- А что, мысль неплохая! Займусь, пожалуй, хуже от этого не будет. - Степан вздохнул: - Эх, как все-таки нас мало! Мы уже не можем контролировать даже те процессы, которые напрямую касаются нас. Каждую минуту в мире изобретают что-нибудь гадостное, наподобие того железа, что мы уничтожили в Неваде. И можете не сомневаться, мы взорвали, а они снова изобретут!
- А что ты хотел? - усмехнулся Захар. - Это же тришкин кафтан. Погоди, еще немного, и наизобретают такого, что нам на земле и вовсе места не останется. И так за несколько последних лет столько кризисов... Ладно, это бесполезный разговор, давайте разбегаться, но постарайтесь оставаться в пределах досягаемости, чтобы никого не пришлось долго искать.
Жуковский попрощался со всеми и поехал к Насте, с которой не виделся несколько дней плюс тысячу лет. Открыл ему Максим, по случаю воскресного дня оказавшийся дома. Он показался Жуковскому чем-то озабоченным.
- Где Настя? - спросил он, поздоровавшись. - У вас что-то случилось?
- Даже не знаю, что сказать, - ответил растерянный зять. - Несколько дней уже Настя как будто не в себе. Спрашиваю - что стряслось? Нет, говорит, все нормально. Может быть, она вам расскажет?
Дочь лежала на диване с книгой в руках, но Жуковский сразу понял, что смотрит она сквозь страницы. Увидев отца, она спрыгнула на пол и повисла у него на шее.
- Папка! Наконец-то! Ты мне так нужен! Максим, сходи, пожалуйста, в магазин, купи хлеба.
- У нас же есть хлеб! - удивился тот.
- Он уже зачерствел, - капризно сказала Настя. - Я хочу свежего!
Максим пожал плечами и молча вышел из комнаты. Как только за ним закрылась входная дверь, Настя с упреком спросила у отца:
- Почему ты промолчал?
- О чем? - удивился Жуковский.
- Как это о чем? - вспыхнула Настя. - По твоему, гибель Андрея меня вовсе не касается? Все-таки, мы были не чужие друг другу, не говори только, что ты этого не знал!
- Ну что ты! - Жуковский ласково обнял дочь за плечи и посадил рядом с собой на диван. - Я просто не успел сообщить тебе, а потом должен был срочно уехать. Да и, честно говоря, не хотелось расстраивать тебя в таком положении. Но откуда ты узнала об этом?
- Па-апа! - укоризненно протянула Настя, и в этом слове прозвучало так много, что Жуковскому стало стыдно за свою недогадливость. Забыл, с кем имеет дело!
- Ладно, я тебя прощаю, - она чмокнула отца в щеку, - но Андрюшу-то как жалко! Вы хоть узнали, кто это сделал?
- Они уже наказаны, - не желая развивать эту тему, ответил Жуковский, - и давай больше не будем об этом.
В этот момент их взгляды случайно встретились, и Настя замерла с округлившимися глазами.
- Папа, где ты был? - тихо спросила она.
Жуковский заранее решил, что первым человеком, кто обо всем узнает, будет Настя. В предстоящих событиях ее роль была чуть ли не главнее, чем у него самого. И он без колебаний открыл перед дочерью все, что пережил за последнюю неделю.
2
Прошел уже месяц, как Обрубков получил новое звание, но полковником себя он пока так и не почувствовал. Может быть, только раз, когда в кругу сослуживцев пил полный стакан водки, на дне которого посверкивали две большие звездочки, да еще дома, открывая шкаф, где висели мундиры с солидными полковничьими погонами, парадный, с золотыми звездочками, и повседневный камуфляжный. Только надеть их так ни разу и не пришлось, разве что примерить. А как бы хотелось в новых погонах на парадном мундире приехать в свой бывший отдел, чтобы все увидели, и особенно начальник отдела полковник Тарутин! Василий Тимофеевич понимал, что это глупое ребячество, но ничего не мог с собой поделать, желание не становилось менее острым.
Назначение его заместителем начальника мало что изменило в расстановке сил в подразделении. Как было под его началом семеро "охломонов", включая Мишу Корнилова, так и осталось, как подчинялся он Игнату Корнеевичу Архангельскому, так и продолжал подчиняться. Куда-то исчез Мангуст, но никого в подразделении это не огорчило, за исключением, может быть, только Игната Корнеевича, который весь этот месяц ходил сам не свой. Мангуста всегда откровенно побаивались. Когда он появлялся на горизонте, "охломоны", как мыши, рассыпались по углам. Обрубков, правда, не убегал, иначе просто перестал бы уважать себя, но при редких встречах с начальником чувствовал невольный холодок в груди, и потому теперь вовсе не страдал из-за его отсутствия. И все-таки, когда позже Архангельский проговорился Обрубкову, что генерал погиб при крушении вертолета, он искренне выразил начальнику соболезнование. Так же искренне он радовался за Игната Корнеевича, когда тому присвоили генеральское звание и назначили на место погибшего начальника.
Тот позорный провал с захватом дочери Сергея Жуковского, как-то незаметно стерся из памяти. Осталось только уважение и безграничное доверие к самому Жуковскому, оказавшемуся замечательным парнем. Жаль, что не довелось больше встретиться. Подразделение "М" снова занялось теми делами, для которых было создано. Недавно Обрубков получил боевое крещение, пролив первую кровь.
...Этого колдуна выслеживали давно, еще до того, как Василий Тимофеевич пришел в подразделение. Мутант, объявивший себя главой несуществующей церкви пророков Апокалипсиса, ездил по городам и наводил морок на людей, особенно привечая одиноких молодых женщин с маленькими детьми. Он снимал ненадолго квартиры, устраивал там богослужения, после которых без вести пропадали по нескольку малышей, а потом тщательно заметал следы, чтобы через некоторое время появиться в следующем городе. Матери пропавших детей, как правило, теряли рассудок.
Архангельский был уверен, что свихнувшийся мутант сворачивает попавшим в его сети женщинам мозги набекрень и на глазах у них убивает детей, надеясь так продлить свое существование. Потом лишает матерей разума, а "прихожанкам" внушает, что перед ними свершается богоугодное действо. И вот теперь обнаглевший колдун, почувствовав безнаказанность, всплыл уже в самой Москве, сняв квартиру в Новогиреево.
На операцию отправились вчетвером: сам Архангельский, уже обкатанный в делах подобного рода Миша Корнилов, Обрубков и еще один необстрелянный боец, бывший боксер, а ныне лейтенант госбезопасности Боря Шкирман. Хоть и выехали с базы с большим запасом времени, но огромная пробка на МКАДе задержала их чуть ли не на час. Остановив машину во дворе длинного четырнадцатиэтажного дома, Игнат Корнеевич прислушался к чему-то внутри себя, и вдруг выкрикнул, побледнев:
- Бегом! Кажется, опоздали!
Они, топоча, как стадо слонов, ворвались в подъезд. Лифт, как назло не работал, или же специально был выведен из строя, и подниматься на восьмой этаж пришлось по лестнице, усеянной окурками, презервативами и использованными шприцами. Стандартная металлическая входная дверь в нужную квартиру была, конечно, заперта, но никто и не собирался жать на звонок. У Обрубкова с собой был небольшой, но крепкий ломик и, слегка поднапрягшись, он без особого труда сковырнул незатейливый замок. Все четверо ворвались в квартиру. В центре большой комнаты стоял круглый стол, вокруг него на полу сидели несколько молодых женщин. Каждая прижимала к себе ребенка, кроме одной, лежащей без чувств. Над столом нависал высокий тощий человек в каком-то несуразном балахоне, держа в руке окровавленный нож, а на столе...