Сколько бы Эовин не готовила себя к положительному результату, она всё равно не смогла набраться мужества как следует. В голове копошилась мысль, что, возможно, отсутствие месячных, сонливость и приступы обжорства — симптомы самого обычного переутомления, или стресса, или чего-то ещё в том же духе. Но реальность оказалась куда более суровой. Из туалета она вышла на негнущихся ногах, прислонившись к двери, закрыла её и сползла вниз, глядя на стенку перед собой, как заяц, напуганный светом фар машины, которая вот-вот его собьёт. Но сквозь кокон испуга пробивалась реальность, и Эовин всё острее и острее ощущала, как на неё таращатся, без стыда и совести подавляя её замешательство своим радужно-единорожным настроением.
Эовин была в ужасе, а Грима расплывался во всё более и более широкой улыбке деревенского дурачка.
— А что ты радуешься? Вот узнают братья, посмотрю, как тогда радоваться будешь.
— Я молчу, — после возвращения из аптеки он и впрямь не произнёс ни слова, но на его лице живописно и красочно было написано всё. Почему-то казалось, что он уже и список имён состряпал. Вот пока возвращался из аптеки — тогда их и перебирал. Конечно, ведь не ему предстояло ходить с этим ребёнком, рожать его, а потом носиться с ним до тех пор, пока он не станет совершеннолетним, а быть может, и после тоже. Грима лишь получил женщину, которую хотел, а теперь она ещё и ребёнка от него ждала. Мрачнее его положение могло бы быть, если бы он был закоренелым детоненавистником, но в таком случае он бы не светился от счастья, как лампочка. Однако, возможно, это и к лучшему, думала Эовин, ещё один человек в команде по воспитанию ребёнка лишним не будет.
— Вот что ты стоишь? — посмотрев на него глазками Бэмби, Эовин поджала губы так, словно собиралась расплакаться от волнения. — Обними меня, успокой, скажи, что всё будет хорошо.
Это сработало: Грима тут же пристроился рядышком с ней на полу и обнял её за плечи, притягивая к себе и успокаивающе поглаживая по волосам.
— Прости, милая, прости. Я обещаю, что я всегда буду рядом. Когда бы то ни было, когда бы я ни понадобился, тебе стоит лишь шепнуть, лишь взглянуть, и я буду у твоих ног.
«Вот спасибо, свезло так свезло, мне нужен режим ответственного папы, а не полотёрки», — проворчала про себя Эовин и прикрыла глаза, пытаясь в который раз успокоиться. Ведь прошёл от силы час, а сколько событий, сколько переживаний.
— Как так вообще вышло? Мы же всегда…
— Не всегда. На Новый год мы и не думали о презервативах.
— Какие мы везучие, — хмыкнула Эовин. — Некоторые пары годами на ППА живут, и ничего, нормально, а у нас всё через одно место. Нет, я в целом хотела детей, но не сейчас, а когда-нибудь потом. Я собиралась выйти замуж, спланировать беременность, а не вот так резко с головой в омут падать.
Грима поёрзал, и Эовин напряглась, ожидая, что сейчас он не вытерпит, сейчас он что-нибудь ляпнет.
— Одна из проблем решаема. Выходи за меня.
Вот, не вытерпел.
— Ты шутишь? — она покосилась на него с таким видом, будто он был сумасшедшим и теперь выкладывал ей все свои бредовые идеи, но Грима говорил совершенно серьёзно и выглядел соответственно. Собственно, а какой бы был из него сумасшедший, если бы он не верил своим фантазиям?
— А что? Твой дядя всё равно заставит нас пожениться. И даже если мы оба будем говорить «нет», работник ЗАГСа всё равно услышит «да».
Эовин закатила глаза. Замечательно, пронеслось у неё в голове, перевалил всё на дядю, как будто ему самому не хочется.
— Всегда мечтала о свадьбе после месяца отношений, — пробубнила она, но всё же теснее прижалась к его груди. Потом она свыкнется, станет сильнее, но в эту минуту ей очень нужна была поддержка, напоминание, что она в этом мире не одна, что как бы ни было тяжело, рядом всегда будут люди, которые смогут помочь, не прося ничего взамен. Ну, или почти ничего.
— Месяц — это не так уж и мало, — Грима продолжал гнуть свою линию и гладить её по волосам. — Ты уже знаешь, что я аккуратный и не раскидываю носки.
— Ага, даже слишком аккуратный. За разводы на кружке меня пилишь.
— Но согласись же, из чистой белой кружки пить приятнее.
— И ворчишь из-за моих волос повсюду.
— Не повсюду, только в сливе. Ты же мои волосы в сливе не видишь? Потому что я его каждый раз чищу.
— Пинаешься во сне.
— А ты бормочешь. Но зато никто из нас не храпит.
— Да, вместо нас это делают твои соседи за стенкой, — не унималась Эовин, ровным, уставшим тоном перечисляя приходившие на ум изъяны. — А ещё ты деньги крадёшь.
— Больше не буду, — так же спокойно пообещал он. — Какой смысл обкрадывать свою семью?
— Я ещё не сказала «да».
— Но не сказала «нет», — он поцеловал её в макушку и снова прислонился к стене. Его руки слегка напряглись — Грима явно надеялся услышать хоть какое-то её решение и желательно, чтобы ответ был положительным.
Как ни странно, Эовин не слишком переживала из-за предложения: конкретно в этот период её жизни брак был не самым серьёзным поступком. Оставить ребёнка — поступок куда более серьёзный. С Гримой она и развестись сумеет, а вот с ребёнком не сядешь, не поговоришь и не объяснишь, насколько велика между ними разница и что по отдельности им будет лучше, чем вдвоём. С ребёнком в порыве гнева не поругаешься. Точнее, можно, но какая же она мать после этого будет? Та самая, которую ребёнок потом станет во всех своих бедах винить? Неприятные мурашки снова поползли по коже. Оставалось надеяться лишь на то, что такие страшные мысли её посещают только сейчас, пока она всё ещё пребывает в шоке от внезапных перемен.
— Остановлюсь пока на варианте “мне надо подумать”, — Эовин немного натянуто улыбнулась и почувствовала, как он облегчённо выдыхает ей в волосы.
— Подумать так подумать. Надо вставать, а то ещё простынешь на полу. Ромашковый чай заварить? — получив кивок в ответ, Грима напоследок оставил ещё один поцелуй где-то в районе её виска, а затем поднялся и протянул руку, чтобы помочь ей встать.
*
Дрожащими руками Эовин подняла меч. Друзья, враги — все смешались в мясорубке битвы. Её цель, тень в чёрном плаще с капюшоном, была близка. Не мешкаясь, она рванулась к ней и занесла над головой оружие, чтобы одним сильным ударом расколоть скрывавшийся под накидкой череп. Но существо в капюшоне оказалось достаточно осторожным. Оно почувствовало надвигающуюся угрозу и обернулось, держа в каждой из своих облачённых в латные перчатки рук по арбузу.
— Ай, налетай! Арбуз — двадцать за кило! Сладкий как девичьи уста! Девушка, купи арбуз, не пожалеешь.
Мгновение — и вокруг уже повсюду вместо бьющихся насмерть людей и всякой нечисти были арбузы, много, много арбузов, бери не хочу. Эовин была не против купить парочку, но не могла дотянуться ни до одного из них, как ни старалась: они либо выскальзывали у неё из рук, будто были вымазаны в масле, либо попросту укатывались к своему хозяину, словно она обидела их тем, что не сжала хорошенько и не похлопала по бокам.
На подобное нахальство обиделась уже Эовин: она воткнула меч в землю и уселась рядышком с ним, хмуро подпирая щёки кулаками и наблюдая за тем, как сверкают на солнце круглые и овальные арбузы, как они перемешиваются между собой, будто танцуя, и жмутся к ногам страшной нечисти, оказавшейся обыкновенным продавцом. Один и вовсе сделал сальто, но неудачно приземлился и разбился о твёрдую иссохшую почву. Жизнь арбуза наверняка оказалась краткой и бессмысленной. Ветер поднялся, явно оплакивая его, горемычного, и Эовин в нос ударил сильный и невероятно аппетитный запах недавно почившего. Первобытное нутро, требовавшее утолить голод, взяло над ней верх, и она направилась к валявшимся кускам арбуза, надеясь, что теперь он от неё не убежит. Но стоило ей поднести ко рту вожделенную розовую мякоть, как над головой круто спикировал ковёр-самолёт с Эомером на борту.