А во-вторых, она не знала, насколько Грима близок с её дядей. Вряд ли настолько, чтобы хвастаться шрамами от операции, но изо всяких бань, саун и крещенских купаний ложь могла дать трещину. А могла и не дать.
Эовин понимала, что лучшая защита при отстаивании своего вранья — это не защищаться вовсе. Сказала, что правду уже озвучила, чужие додумки ей неинтересны, — и на этом всё. Но она никак не могла успокоиться, пытаясь понять, есть ли ещё какие-то лазейки, о которых она не подумала.
Стоило взглянуть в зеркало, и ещё одна трещина в её лжи расцвела буйным цветом. Когда это произошло, Эовин совершенно не помнила, но на шее у неё красовалась пара засосов. И ещё пара на груди, но их-то прикрыть труда не составляло. А вот шея… Как назло у неё не было ни одного свитера с высокой горловиной, а водолазки это место спрятать не смогли бы — слишком высоко. Тональный крем помог, но недостаточно хорошо. И всё же она надеялась, что с перепоя, да ещё если она распустит волосы, никто ничего не заметит.
Четвёртая лазейка — на ней не было лифчика. Его она благополучно забыла, лихорадочно одеваясь перед приездом скорой. Зато платье быстрее налезло без препятствий в виде поролона. Но эта проблема всё же была решаема — сейчас надеть плотный свитер, затем найти и надеть лифчик в квартире, а потом вернуться как ни в чём не бывало.
А на запах а-ля привет с большого бодуна всем было абсолютно начхать, что очень радовало.
Казалось, что всё и впрямь могло пройти как по маслу, но не тут-то было: на кухне её встретил любимый брат, которого в данный момент хотелось видеть меньше всего.
Он морщился, щурился и закрыл все окна занавесками. К сожалению или же к счастью, кухня выходила на восток, а потому в комнате в столь ранний час было очень светло. Увидев её в дверном проёме, Эомер приложил трясущийся палец к губам, прося о тишине. Эовин кивнула и направилась за вожделенным рассолом, хотя кому-то он явно был гораздо нужнее. В какой-то момент она и впрямь поверила, что Эомеру настолько плохо, что даже связать пару слогов для него окажется сродни пытке. Но всем её планам, надеждам и чаяниям в этот день суждено было разбиваться о суровую реальность.
— Как погуляла? Гнида не приставал? — низким голосом прохрипел Эомер, цепляясь руками о край столешницы и стараясь за него удержаться.
— Да нормально, только упала на выходе, — как ни в чём не бывало начала рассказывать заготовленную ложь Эовин между глотками рассола. — Грима до машины донёс, а сам теперь с грыжей слёг. Еду к нему в больницу, вроде как меня тащил. Хоть кефиру привезу.
— На фига? — в лоб спросил Эомер, и она растерялась, как вообще можно на такое ответить.
— Потому что он хотел помочь.
— Ага, и облапать по дороге.
— Считай, как хочешь, но я поеду. Он в больнице и почти прикован к постели, ничего страшного со мной не произойдёт, — возразила она и потрепала брата по плечу.
— Угу, — только и смог выдавить из себя Эомер, и Эовин понадеялась, что сейчас она прокрадётся к выходу из комнаты, и все переживания останутся позади, но тут взгляд брата зацепился за тонну тональника на шее. — Это засос?
— Ну пообжималась я с одним пареньком в клубе, что с того? — снаружи она лишь равнодушно пожала плечами, но внутри вся скукожилась как старый рваный башмак из нервов.
— Без глупостей? — спросил он, смотря на неё исподлобья взглядом отмороженной селёдки.
— Кто бы про глупости спрашивал, — усмехнулась Эовин и наконец вышла из кухни, в душе благодаря всех богов за то, что первая встреча со своими осталась позади, а дальше должно быть легче. Просто обязано
*
Сонный Грима был похож на страшненькую коалу, которую слегка переехало машиной. На его лице, и прежде не отличавшемся свежестью, чуть ли не чернилами был написан весь список выпитого им алкоголя, а в завершение этого списка, как подведение итогов всей ночи, значилась анестезия. Его сосед по палате, отвернув голову к стене, тихо сопел, и Эовин была несказанно рада этому — ещё одного свидетеля их разборок она не хотела.
— Мой ангел… — еле ворочая языком, прошептал Грима и протёр глаза, чтобы проснуться. — Ты пришла…
— Пришла. Принесла тебе кефир, бельё и всё то, что мы собрали ночью, но забыли взять, — она слегка потрясла спортивной сумкой, висевшей у неё на плече, и принялась вытаскивать самое необходимое на прикроватную тумбочку.
— Спасибо. А мне трубку вставили. И побрили, — он начал неуклюже ворочать руками, явно пытаясь приподнять лёгкое покрывало, чтобы она могла полюбоваться на это сомнительное зрелище.
— Какое счастье, что кто-то до этого додумался, — она снова закатила глаза, но уже по-доброму, не так, как утром. Хоть она и успела подремать лишь пару часиков, этого хватило, чтобы немного взбодриться. — Как ты себя чувствуешь?
— Жжётся, но лучше, чем ночью, — хмыкнул Грима, с плохо скрываемым удовольствием наблюдая за тем, как она раскладывает вещи.
С учётом того, что это был первый визит в его квартиру, она собрала всё самое необходимое в рекордно быстрые сроки, но всё оказалось напрасно — сумка впопыхах осталась забыта. Радовало лишь то, что им хватило ума не положить туда документы и телефон с зарядкой. Их держали в руках, как самые необходимые, потому и взяли.
— Я помыла фужеры, застелила постель и пустила твою заначку под матрасом на бельё, — поставила она его перед фактом, удовлетворённо оглядывая результат своей работы и вставая с корточек. Грима от её откровений лишь сонно и мечтательно улыбнулся.
— Хозяюшка…
— И не мечтай, — огрызнулась Эовин. — Послушай, я не хочу, чтобы ты питал иллюзии. Да, этой ночью мне было хорошо. До определённого момента, разумеется. Но в том-то и прелесть, что это было на одну ночь. Я не хочу продолжения.
— Хоть посиди немного со мной, пожалуйста, — захныкал Грима, понимая, что её дозор окончен, долг выполнен, и теперь она просто развернётся и уйдёт.
— Не могу. Я должна идти. Выздоравливай.
Она направилась в сторону выхода, но он окликнул её голосом хоть и слабым, но уверенным, и Эовин подумала, что он и впрямь та ещё змеюка: и в жопу без мыла пролезет, и цапнет так, что мало не покажется, и мёртвым притворится ради дела.
— Сделаешь ещё один шаг, и я позвоню твоему дяде. И всё ему расскажу.
Эовин была почти уверена, что это лишь блеф. Но толика сомнений всё же оставалась. Приклеив к лицу лёгкую надменную усмешку, больше похожую на гримасу отвращения, она повернулась обратно к нему.
— И что? Надеешься, что ваша дружба тебе поможет?
— А почему нет? — стоял на своём Грима. — Поплачусь, скажу, как стыд от того, что я обесчестил племянницу друга, чистую и невинную девушку, давит мне на душу, и как я искренне, от всего сердца хочу хоть как-то загладить свою вину перед тобой и перед твоей семьёй, взяв тебя в жёны перед богом и перед людьми.
Ухмылка Эовин стала шире. Хорошо поёт, гладко, да только Теоден в гневе быд страшен, а эта расчудесная новость несомненно вызвала бы лишь его. Но кроме Теодена, слишком уважавшего Гриму как винтик в механизме конезавода, были ещё Теодред и Эомер, у которых уже давненько руки чесались подправить ему что-нибудь.
— Если ты думаешь, что это прокатит, то глубоко заблуждаешься. Дяде ты эту лапшу, может, и сможешь на уши повесить, но не моим братьям. Дай им малейший повод, и они оторвут тебе то, что только утром врачи зашили. Думаю, ты всё ещё помнишь, насколько это больно, — на последних словах она сощурила глаза, угрожающе вцепившись в спинку его кровати, но Грима оставался непоколебим.
— А ещё у меня есть видео, — совершенно спокойно выдал он смехотворную, как казалось Эовин, информацию. Если там её пение, то флаг ему в руки. Если домашнее порно, то он может начинать рыть себе могилу. Но всё, на что она надеялась в этот день, шло прахом.
На том самом видео она стояла на какой-то сцене и пыталась в ритме танца снять с себя платье. Правда, ниже груди оно спускаться ни в какую не хотело, что, однако, не помешало в стельку пьяной Эовин снять лифчик и под довольный рёв наблюдающих за этим шоу людей бросить его в толпу.