Палатка Бори и Полины, как показалось Октябрине, была чуть больше. Но Боря тоже выше, сантиметров на десять – их тоже нужно куда-то девать.
– Ты залезай первая, – сказал Арсений и оттянул край палатки. В полумраке его лицо показалось белым, словно кровь никогда его и не касалась.
– Ой, а тут тесно, – прохрипела Октябрина и закашлялась. Представить сложно, как они смогут тут не спать друг на друге. Палатка, наверное, рассчитана была на одного Арсения. Вряд ли за день ее успели бы заменить на другую.
– В тесноте, да не в обиде, да? – усмехнулся Арсений, но в голосе его сквозило что-то прежде ему чуждое. Неловкость, казалось, пропитала воздух внутри палатки.
– Ну да. Типа.
Октябрина не поняла даже, как оказалась рядом с Арсением. Он лег следом, аккуратно засунул сначала одну ногу, затем следующую. Потом сел, убрал руки и только потом – залезла его голова. Палатка такая тесная, что толком разъединиться, отодвинуться куда-то никак нельзя. Ноги упирались в край палатки, от головы до другого края тоже места немного. Встать в полный рост никак – только на коленях и то только одному человеку.
– Ты прости, в этот раз Боря палатки собирал, – пропыхтел Арсений и застегнул палатку. Подсвеченный фонариком в тесном пространстве палатки он почти светился. Белая футболка, светлые штаны. Только цепочка на шее темнела.
– Боря собирал? – спросила Октябрина. – Так у вас все распределено интересно. А ты что выбирал?
– Я? – Арсений тяжело дышал, вытащил кусок одеяла из-под себя. – Я выбирал дорогу. Мы только тебе не дали пока права выбора. Блин…
– Да меня пока все устраивает, – ответила Октябрина и обрадовалась, что Арсений в этот момент фонарик выключил. Щеки ее покраснели.
– Да? А, ну тогда выберешь потом, – он тихо посмеялся, но быстро замолчал, закашлялся. – Я запомню, но ты мне лучше напомни, а то мало ли. У нас на фестивале дел будет много. Надо тебя еще со всеми познакомить.
– А там много ваших знакомых? – спросила Октябрина и натянула на себя одеяло. Шорох его в палатке показался оглушительным.
– Ну, я точно пока не знаю, кто там будет. Я в этом году что-то забыл прочитать обсуждение в Бориной группе, – сказал Арсений и как-то поежился. В палатке было тепло. – Но нескольких точно встретим, они не пропускают.
– А сколько раз ты там уже был?
– Я? Ну, раз пять уже точно. Этот шестой, получается. Но я мог и больше, так и не считал же.
Спустя недели Октябрина уже не могла вспомнить, кто начал первый. В темноте палатки, с убранным в ноги фонарем, мрак слился с телами, разобрать, чьи ладони первые нашли чужие, но уже будто бы свои, губы, нельзя. Губы у Арсения были мягкие, обветренные. Руки длиннее, чем показалось со стороны в первый раз. Казалось, он мог обнять весь свет, стоило ему только захотеть.
Октябрина помнила только, как что-то внутри нее взорвалось. Будто опухоль, росшая в ней многие годы, лопнула как перезрелый плод. Соки опухоли обожгли легкие, Октябрина попыталась сделать вдох, но он потонул в новом поцелуе Арсения.
Внутри ее словно щекотали перья. Мягкое тепло опустилось от груди к животу и уже обожгло. По пальцам пробежало покалывание, добралось до груди. Октябрина подавила желание вздохнуть от аккуратного и нежного прикосновения – так ее уже давно не касались. Так, словно каждый сантиметр ее тела был важен.
Руки Арсения гладили там, до куда могли достать. В тесноте они не могли толком повернуться, лежать друг у друга на руках тоже не получалось – руки начинали дрожать. Но и отрываться друг от друга им совсем не хотелось. Казалось, что это вовсе невозможно – сантиметры, которые их разделяли, и не должны были быть преградой.
Октябрина повернулась на бок, переложила ногу на Арсения и хотела уже залезть на него, но Арсений тихо посмеялся и уложил ее обратно.
– Да подожди ты, – хихикнул Арсений, – ты не представляешь, как чутко спит Боря и какие нечуткие вопросы он умеет задавать.
– Да мне все равно на Борю! – прошептала Октябрина и снова попыталась взобраться на Арсения. Его руки мягко, но сильным движением остановили ее.
– Не стоит. Не здесь. Не сейчас. – Он проговорил это тихо, а затем, словно почувствовав, что Октябрина могла неправильно понять его слова, добавил. – Я хочу, чтобы это было между нами. Здесь и там – слишком много людей. Я ни с кем не хочу тебя делить.
Октябрина улыбалась. В темноте палатки черт лиц различить нельзя, но даже во мраке Октябрина, казалось, видела голубые глаза Арсения, в которых навсегда поселилось весеннее утро, различала морщинки в уголках его глаз и почти незаметную царапинку на щеке. Как-то он сказал, что такую оставил ему собутыльник – восемь лет назад она была глубже, страшнее и болела каждый раз, когда Арсений пытался улыбнуться.