Взяв кружку, я выпил водку, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Николаич протянул мне огурец и кусок хлеба: - Закуси.
- Нет.
- Ладно, пора мне. Нужен еще тебе?
- Нет. Спасибо тебе. Если, что-то должен, Веня отдаст.
- Ничего ты мне не должен. Это весь наш город тебе должен. Плотник-то пьянь подзаборная, а я не все деньгами меряю.
- Спасибо, Николаич. Ты иди, я посижу еще.
Солнце поднялось совсем высоко. Сигареты закончились. У ограды зафырчал экскаватор. Николаич оставил на лавочке бутылку с водкой, кружку, кусок ржаного хлеба. Я вылил остатки водки в кружку, поставил кружку на могилу, накрыл сверху хлебом. Повернулся и пошел быстрым шагом, почти побежал. Не оглядываясь. Прочь.
Сел в такси, доехал до Новгорода. Выпотрошил там несколько банкоматов, взял билет на флаер до Англии. Приехал обратно к дому, где оставались наши вещи, погрузил их в такси. Прошел к Вениному дому. Войдя, первым делом попросил Ольгу:
- Оленька, ради малышки, не плачь, пожалуйста. Все хорошо. Она уже в раю. Сходите попозже на могилку, помяните. Веня, вот ключи от Вовкиного дома. Там матрац надувной остался, ты его сожги потом. Вот тебе миллион кредов наличкой,- выложил пачки денег. - На кладбище всю кладбищенскую ограду поменяй. Могилу, когда осядет, вокруг плиткой надо обложить. И дорожку из толченого кирпича сделать от входа на кладбище до могилы, хорошую, широкую. И памятник поставь. Большой, красивый. Пусть на нем будет написано: " Иванова Екатерина. Она любила жизнь".
- Все сделаю, Сергей. Только миллиона много.
- Что останется - себе возьмешь. Я сегодня в Новгороде завещание переоформил на вашего младенца будущего. Пока не вырастет, деньгами вы распоряжаетесь. Так что это все равно ваши деньги. У меня на счету, без этого миллиона, осталось восемь с половиной миллионов. Ребенок нужды знать не будет. И смотрите, чтобы все у нее самое лучшее было!
И вот еще,- протянул Вене сверток,- тут Катины драгоценности, пусть девочка носит, когда подрастет.
Последнее. Дочку не называйте ни Валей, ни Катей. Десантники суеверны. Вроде бы и все.
- Ты куда сейчас?
- На кладбище, потом в Новгород. Улетаю в Англию. Там пересяду на "Баварию" и - на Базу. Водка есть? Набулькай стакан.
Выпив водку, как воду, пошел к выходу. У порога обернулся:
- Насовсем не прощаюсь. Не забудьте на крестины позвать. - Погрозил пальцем,- смотри, Олька, береги дитя.
Такси остановилось у ограды кладбища. Подошел к могиле. Она вся была завалена цветами. К кресту прислонили венок с надписью на ленте: "От жителей нашего города". Сглотнув в горле комок, шепнул: "Прощай, Котенок".
Вернулся в такси, по дороге купил пару бутылок водки, подумал, взял еще три. В аэропорту, ожидая посадки, все свои вещи переложил в старую сумку, с которой прилетел с Базы. Сверху уложил водку. В больших сумках остались только Катины вещи. Взять что-то на память? Зачем? И так не забуду. Пока жив.
Затолкал сумки с ее вещами в угол аэропорта и пошел на посадку.
Эпилог
В Лондоне меня встречали Шортер и Гамильтон.
- Эстер приехать не смогла. Как узнала, плачет, не переставая,- мрачно сказал Генри,- посадку на "Баварию" уже объявили.
- Отлично. Улетаю, друзья, из старой доброй Англии на свою любимую Базу,- во флаере я выпил три бутылки водки и алкоголь, наконец, начал действовать. - Дональд, мухой, купи мне пару бутылок водки.
Когда Шортер вернулся, неся три бутылки водки, я пожал руку лорду, попрощался с ним, взял за руку Шортера.
- Дон, свяжись с нашей Базой, пусть Билли Адамс или Лимонадный Джо вытащат меня из этой сраной "Баварии", а то я улечу к черту на кулички.
- Обязательно свяжусь, Серж. Счастливого полета.
- Не говори глупостей, Дон. Какое счастье, о чем ты? Мое счастье...оно...- махнув рукой, двинулся к посадочному терминалу. Потом остановился и трезвым, серьезным голосом сказал: - Генри, их было двое, теперь она осталась одна. Береги ее. - И ушел, не оглядываясь.
Весь бар в каюте я опустошил в первые же сутки полета. Но кредитка корпорации была действительна еще сутки и ко мне в каюту перетащили чуть ли не половину запаса водки и виски, имевшегося на "Баварии". Правда, в редкую минуту просветления умудрился доползти до парикмахерской, где меня побрили. Там я и увидел себя в зеркале. Волосы все седые, до последнего волоска. Ладно. Седой - не лысый. Зато в каюте у меня еще одиннадцать бутылок виски.
Когда Адамс вытаскивал меня из "Баварии", в руке у меня была намертво зажата литровая бутылка вискаря. Билли вынес с корабля мою сумку, пока я, прислонившись к капоту джипа, чтобы не упасть на бетон, сосал виски из горлышка.