КУДЕСОВ. Хорошо. Если ты не хочешь, я не стану к тебе подходить.
ШАРКОВСКИЙ. Дерьмо. Давно ты с ними? Привел их, чтобы убили меня. Ты опоздал. Я уже мертв.
КУДЕСОВ. Ты один?
ШАРКОВСКИЙ. Я не бываю один. Я умоляю всех оставить меня, но они сговорились.
КУДЕСОВ. Ты не хочешь ничьей помощи?
ШАРКОВСКИЙ. Ты пришел помогать?
КУДЕСОВ. Возможно, пришел и для того, чтобы ты помог мне.
ШАРКОВСКИЙ. Нет меня. Я не могу тебе помочь. ( Кричит.) Что тебе? Логики здесь нет, истины я не знаю. Спасайся сам. Мне не дают запереться, от меня прячут ключи. Нож — бутафория. Меня все уговаривают, меня все успокаивают!..
Третий актер подходит к Шарковскому, Сергей Арсеньевич сжимается в комок.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Сергей Арсеньевич, вы меня не помните? Кирилл Ракин, актер. Нас как-то представили друг другу.
ШАРКОВСКИЙ( Кудесову). Не пускай его! ( Третьему актеру, угрожающе.) Ты! Не держи руки за спиной! Вытащи руки из карманов! Я знаю, что у тебя там спрятано.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Извините. Я только хотел представиться. Больше мне ничего не надо. ( Отходит.)
ШАРКОВСКИЙ( Кудесову). Я сознаю, что мои страхи надуманны, но ничего не могу с собой поделать.
Появляется Травести в одеянии медицинской сестры, со шприцем в руке.
ТРАВЕСТИ. Сергей Арсеньевич, пора делать укол. Прошу вас, закатайте рукав.
ШАРКОВСКИЙ. Опять! Ты хочешь меня убить, ты впустишь мне воздух в вену!.. Кудесов, убери их!
ТРАВЕСТИ. Не волнуйтесь, Сергей Арсеньевич, один укол — и вам сразу же станет лучше.
КУДЕСОВ( Травести). Ты уверена, что это необходимо?
ШАРКОВСКИЙ. Не подходи!
ТРАВЕСТИ( актерам). Помогите!..
Первый и Третий актеры бросаются к Шарковскому, валят его и помогают Травести сделать укол.
ШАРКОВСКИЙ. Воздух!.. Воздух!.. Смерть! Дерьмо!.. Прекратить!..
КУДЕСОВ. Этот человек гениален, но сейчас он не в лучшей форме.
ШАРКОВСКИЙ. Воздух!.. Нельзя!..
ТРАВЕСТИ. Вам сразу же станет лучше.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Спокойнее, Сергей Арсеньевич, спокойнее!..
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Мы всегда преклонялись перед вашим уникальным искусством.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Когда-то вы специально изучали наши стремления и увидели, что в них нет смысла.
ШАРКОВСКИЙ( Кудесову). Ты позволил им это.
КУДЕСОВ. Возможно, они были правы.
ШАРКОВСКИЙ. Мерзость!.. Дерьмо!.. Слабость!.. Голова кружится…
Шарковского отпускают, он бессильно валится в кресло и тяжело дышит.
ТРАВЕСТИ( Кудесову). Говори же с ним, говори.
КУДЕСОВ( Шарковскому). Я пришел к тебе… Помнишь наш успех в Канне? Эту свою последнюю вещь ты сделал как-то особенно трепетно.
ШАРКОВСКИЙ( мрачно). Я потратил на нее четыре года жизни. Я ее ненавижу.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Такой успех!..
КУДЕСОВ. Ты, с твоим иссушающим талантом, рассказывал нам о девальвации человека. Ты изучал существование человека, смертельно опасного для мироздания.
ШАРКОВСКИЙ. Смертельно безвредного.
КУДЕСОВ. Возможно. Я слегка проверял тебя. Извини.
ШАРКОВСКИЙ. Я постарался все забыть. Хорошо ли у нас с тобой получалась наша работа или не слишком — большего мы сделать не могли. Мне следовало бы давно быть покойником, но я жив еще только из-за прочности сердца. Мне нужно отдохнуть, возможно, заснуть. Нет, не уходи, я не буду спать. Я хочу знать, что вы подле меня. Прежде я боялся вдруг дорваться до жизни, теперь же я одинаково боюсь и выйти из этого положения, и оставаться в нем дальше. Мне нужно говорить. Если я выхожу на улицу и вижу одиноко стоящую машину, меня иногда охватывает ужас. Вдруг она заминирована, думаю я. Когда я перехожу дорогу, мне вдруг кажется, что меня кто-то может толкнуть под колеса. Все это вздор, убеждаю я себя, но попробовали бы вы с этим жить. Кудесов, а чем ты был занят эти несколько лет?
КУДЕСОВ. Не знаю. Старел и проигрывал. Пытался работать через силу. Тоже боялся. Старался забыться.
ШАРКОВСКИЙ. Выходило?
КУДЕСОВ. Нет.
ТРЕТИЙ АКТЕР( Первому актеру). Пойди и ты. Представься ему.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Как это?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Просто назови себя.
КУДЕСОВ( Шарковскому). Я хочу написать какую-либо большую вещь о презрении к сентиментальности и невыносимости трезвого взгляда.
ШАРКОВСКИЙ. Не советую. Оставь лучше себе убежище на то время, когда станешь немощным.
КУДЕСОВ. Всякий возраст имеет свои запросы, и я не уверен, что сейчас не прав, даже если когда-либо стану осуждать себя теперешнего.
Первый актер подходит к Шарковскому.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Позвольте представиться. Жан Беризна. Актер. Временно безработный.
ШАРКОВСКИЙ. Да-да, хорошо. Я вас запомню. И в гроб сходя, благословлю.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Благодарю. ( Отходит.)
КУДЕСОВ. Оглушенный бесполезностью будней, я порой испытывал сомнения и в самой жизни. Я искал, как мне из жизни просочиться в смерть, хотя без особенной жалости, без лишних потрясений; именно так: без всяких потрясений. Я не ставлю перед собой задач неразрешимых, но уж и легких — никогда.
ШАРКОВСКИЙ. По-твоему, Кудесов, и в наши годы возможно удивляться миру и писать свое удивление в изощренных художествах?
КУДЕСОВ. Нелегко. А может, и невозможно без нарочитого забвения прожитого и своей состоявшейся жизни.
ШАРКОВСКИЙ. В последнее время о тебе ходили разные слухи. Говорили, что ты был в больнице, что ты пытался покончить с собой. Что тебе отказано в визе, что против тебя фабрикуется дело.
КУДЕСОВ. Всевышний изменил мне меру пресечения, и поэтому я теперь здесь.
ШАРКОВСКИЙ. Говорили, что ты работаешь на Феликса.
КУДЕСОВ. В минуту слабости я попался в его сети. За то и поплатился.
ШАРКОВСКИЙ. Разве у тебя был выбор? Феликса возможно было обойти? Феликс — человек в законе.
КУДЕСОВ. Если бы ты был поблизости, если бы ты мог мне тогда помочь, возможно, ничего бы этого и не случилось.
ШАРКОВСКИЙ. Не преувеличивай меня.
КУДЕСОВ. Быть может, нам снова нужно работать вместе. Быть может, еще какой-нибудь неосторожный шедевр и получится на пересечении наших возможностей.
ШАРКОВСКИЙ. Афанасий, говори еще со мной, говори. Я должен говорить. Иначе я засну, и вы удавите меня, спящего.
КУДЕСОВ. До одури когда-то был изможден я соблазнами совести, был увлекаем на горькие подвиги. А в последнее время потери были настолько значительнее находок, что даже самые лучшие из находок имели вкус горечи.
ШАРКОВСКИЙ. Мне сказали, что ты работал над историей о праведном Иове…
КУДЕСОВ. Я начинал писать, бросал, снова увлекался…
ШАРКОВСКИЙ. Тогда-то ты имел неосторожность обратиться к Феликсу?..
КУДЕСОВ. А что еще было делать? Он был сама предупредительность, сама любезность.
ШАРКОВСКИЙ. Теперь ты связан с ним многочисленными обязательствами, и он третирует тебя?..
КУДЕСОВ. Я не хочу об этом говорить.
ШАРКОВСКИЙ. Итак, ты с головой погрузился в чтение старинных трактатов и книг?..
КУДЕСОВ. С острой силой надсадности внимал я сим архаическим текстам.
ШАРКОВСКИЙ. Постепенно у тебя стала складываться некая концепция, но потом, возможно, она ускользала?..