— Думаю, лучше уж нам выслушать эту вашу историю целиком, — сказала миссис Бантри.
— Что ж, — согласился сэр Генри, — в конце концов, нет необходимости вдаваться в детали. Начало уж точно можно опустить. Так вот… Существует — вернее, существовала — некая тайная немецкая организация: «Шварц Ханд».
Это что-то вроде каморры: шантаж, террор и прочее. Она возникла сразу после войны[52] и удивительно быстро опутала своими щупальцами всю страну. Её жертвами пали многие известные люди. Все попытки властей уничтожить её оказались безуспешными: секреты её ревностно охранялись, а найти человека, согласившегося предоставить информацию, было попросту невозможно.
В Англии о «Шварц Ханд» мало кто знает, но в Германии до сих пор вспоминают с ужасом. Как ни странно, эта могущественная организация полностью прекратила своё существование благодаря усилиям одного-единственного человека. Доктор Розен… одна из самых ярких фигур в истории спецслужб… Он сумел внедриться в руководящее ядро организации и, можно сказать, взорвать её изнутри.
Всё же его выследили, и руководство секретной службы настояло на том, чтобы он покинул Германию — по крайней мере, на время. Полиция Берлина предупредила нас о его приезде. Я лично встречался с ним. Он держался совершенно спокойно — как человек, полностью смирившийся со своей участью и не питающий ни малейших иллюзий относительно будущего.
«Рано или поздно они найдут меня, сэр Генри, — сказал он мне. — Обязательно найдут».
Это был крупный мужчина с горделивой осанкой и низким голосом. Слегка гортанное произношение выдавало его национальность.
«Моя участь предрешена, — совершенно спокойно объяснял он мне, — и я к этому совершенно готов. Собственно, я знал это ещё до того, как включился в операцию. Задачу я выполнил, «Шварц Хандс» больше не существует… К сожалению, многие её члены остались на свободе.
Единственное, чего я с их точки зрения заслуживаю, — это немедленной смерти, но, представьте, как раз сейчас я никак не могу им позволить себя убить. Я должен закончить одну работу — труд всей моей жизни, — и на это мне требуется некоторое время».
Всё это было сказано с таким достоинством, что я не мог не восхищаться этим человеком. Я клятвенно заверил его, что приму все меры предосторожности, но он только махнул рукой.
«Рано или поздно они всё равно до меня доберутся, — повторил он. — Сделайте одолжение: когда это случится, не упрекайте себя. Нисколько не сомневаюсь, что вы сделаете всё возможное».
Я спросил, чего бы ему хотелось. Как выяснилось, очень немногого: скромный коттедж в сельской местности, где можно было бы спокойно закончить работу. Посовещавшись, мы остановили свой выбор на деревне Кингз Натон, что в Сомерсете. Это в семи милях от ближайшей железнодорожной станции, и цивилизация туда ещё не добралась. Вот там-то доктор Розен и приобрёл скромный, но уютный домик. Кое-что перестроил, кое-что усовершенствовал и, как тогда казалось, обосновался в нём надолго. С ним приехали его племянница Грета и личный секретарь. Из прислуги были только старая немка, верой и правдой служившая ему без малого сорок лет, и приходящий садовник из Кингз Натона — мастер на все руки.
— Четверо подозреваемых, — уточнил доктор Ллойд.
— Именно. Четверо подозреваемых — лучше не скажешь. Они прожили спокойно и тихо ровно пять месяцев. Потом произошло несчастье. Доктор Розен упал с лестницы, сломав при этом шею. Гертруда в тот момент находилась на кухне, и, поскольку дверь была закрыта, ничего не слышала. Подтвердить или опровергнуть её показания просто-напросто некому. Фрейлейн Грета была в саду: сажала там какие-то луковицы — опять-таки исключительно с её слов. Садовник Доббс показал, что, когда случилось несчастье — а это было около одиннадцати часов, — он по своему обыкновению завтракал в подсобном помещении для цветочной рассады. Секретаря в это время вообще не было дома: он вышел прогуляться, но подтвердить это, разумеется, опять-таки некому. Таким образом, ни у кого из них не было алиби: их попросту никто не видел. С уверенностью можно было сказать одно: убийство совершил кто-то из них. В таком маленьком местечке, как Кингз Натон, постороннего заметили бы сразу. Обе двери — чёрная и парадная — были заперты, но у каждого были собственные ключи. Итак, как вы понимаете, всё сводится к этой четвёрке. При этом подозревать их по меньшей мере нелепо. Грета — его родная племянница, Гертруда сорок лет прослужила ему верой и правдой, Доббс же вообще никогда не бывал за пределами Кингз Натона. А Чарлз Темплтон — самый обычный секретарь…
— Погодите, — прервал его полковник Бантри. — Нельзя ли остановиться на нём поподробнее? По-моему, тёмная лошадка. Что о нём известно?
— Достаточно, чтобы полностью оградить от подозрений, — неожиданно резко сказал сэр Генри и, помявшись, добавил: — Ну хорошо, хорошо… Дело в том, что Чарлз Темплтон — мой человек.
— А-а! — слегка опешив, протянул полковник.
— Ну да. Мне нужен был там свой человек, а Розену нужен был секретарь. Вот я и определил к нему Темплтона. Джентльмен, свободно говорит по-немецки и притом весьма способный малый.
— Но тогда… Кого же из них вы подозреваете? — недоумённо спросила миссис Бантри. — Они же все… Да как же можно…
— С одной стороны, да, но попробуйте взглянуть на дело с другой… Племянница Грета — очень милая девушка, но война не раз доказывала, что брат может пойти против брата, отец — против сына и так далее. Даже самые милые и порядочные девушки совершали поистине немыслимые поступки. То же относится и к Гертруде: кто знает, что творилось в её душе? Тут могла быть и случайная ссора с хозяином, и накопившиеся за долгие годы преданной службы обиды. Пожилые женщины её сословия могут быть удивительно злопамятны. Теперь Доббс. То, что он не живёт в доме, никак не снимает с него подозрения. Деньги — великая сила. В конце концов, его могли подкупить.
Далее, очевидно, что сигнал или прямой приказ поступили извне. Иначе почему Розену подарили целых пять месяцев? Вероятно, главари «Шварц Ханд» всё же не были до конца уверены, что предатель — именно Розен, и откладывали месть до появления неоспоримых доказательств измены. И, когда никаких сомнений в этом уже не осталось, агенту, пять месяцев прожившему бок о бок со своей будущей жертвой, было приказано уничтожить ее.
— Какой ужас! — содрогнулась Джейн Хелльер.
— Я попытался выяснить, каким образом этот приказ был передан. Узнав это, я получил бы хоть какую-то зацепку. Я исходил из следующего: утром кто-то из четверых получил приказ… Именно утром: «Шварц Ханд» всегда отличалась чёткой организацией и мобильностью. Любой приказ в ней выполнялся немедленно.
Я занялся этим вопросом, проявив удивительное рвение. Я тщательно проверил всех, кто приходил в дом тем утром. Всех до единого. Этот список у меня с собой.
Он вынул из кармана большой, туго набитый конверт и достал из него какой-то листок.
— Мясник принёс кусок баранины. Проверено и подтверждено. Посыльный от бакалейщика принёс упаковку кукурузной муки, два фунта сахара, фунт масла и фунт кофе. Проверено и подтверждено. Почтальон принёс два проспекта для фрейлейн Розен, письмо Гертруде, три письма доктору Розену (одно с иностранной маркой) и два письма мистеру Темплтону (одно также с иностранной маркой).
Сэр Генри прервал чтение и вытащил из конверта ворох документов.
— Не желаете ли полюбопытствовать? Кое-что передано мне соответствующими инстанциями, остальное обнаружено в мусорной корзине. Само собой, письма подвергались экспертизе на симпатические чернила, шифры и так далее. Ничего такого в них нет!
Бумаги пошли по рукам. Каталоги от владельца питомника и известной лондонской пушной фирмы… Два счёта на имя доктора Розена: за семена для сада и от лондонской книгоиздательской фирмы. Письмо на его имя следующего содержания:
«Дорогой Розен,
Я сейчас от Самюэля Спата, а на днях видела Майкла Боумена. Он и Елизавета Джексон только что вернулись из Гангуна. Откровенно говоря, поездка была не слишком удачной, но это уже, можно сказать, Традиция. Поскорее пришлите о себе весточку. Ещё раз прошу: остерегайтесь того человека. Вы знаете, о ком я… Напрасно вы мне не верите.