Она ответила на его объятие, но стоило им отодвинуться друг от друга, как Майкла вновь неприятно поразил странно расчетливый взгляд ее красивых глаз.
– Что бы я ни сделал, ты ведь простишь меня? – осведомился он.
– Вероятно, – рассеянно отозвалась Розамунд. – Но дело не в этом. Понимаешь, теперь все изменилось. Мы должны обдумать и спланировать.
– Что спланировать?
Розамунд слегка нахмурилась:
– Когда ты что-то сделаешь, это не конец, а только начало. Приходится думать, что делать дальше, – что важно, а что нет.
– Розамунд…
Она сидела, сосредоточенно глядя перед собой и словно не замечая Майкла. Лишь когда он в третий раз произнес ее имя, Розамунд, слегка вздрогнув, пробудилась от грез.
– Что ты сказал?
– Я спросил, о чем ты думаешь…
– Что? Ах да, я думала, нужно ли мне поехать в эту деревню… как ее… Литчетт-Сент-Мэри и повидать эту мисс… ну, тетину компаньонку.
– Но зачем?
– Ну, она ведь скоро уедет к родственникам или к кому-то еще. Не думаю, что мы должны отпускать ее, не спросив…
– Не спросив о чем?
– О том, кто убил тетю Кору.
Майкл уставился на нее:
– Ты хочешь сказать… ты думаешь, что она это знает?
Розамунд ответила тем же рассеянным тоном:
– Полагаю, что да… Она ведь жила там.
– Но она сказала полиции…
– Я не имею в виду, что ей это точно известно. Но она, возможно, догадывается из-за того, что говорил дядя Ричард, когда приезжал туда. Сьюзен сказала мне, что он побывал у тети Коры.
– Но ведь компаньонка не могла слышать их разговор.
– Могла, дорогой. – Розамунд, казалось, убеждает несмышленое дитя.
– Чепуха! Не могу себе представить старого Ричарда Эбернети обсуждающим свои подозрения насчет одного из членов семьи в присутствии посторонней.
– Разумеется. Она слышала разговор, стоя за дверью.
– То есть подслушивала?
– Думаю, да, даже уверена. Должно быть, ужасно скучно жить с другой женщиной в коттедже и не заниматься ничем, кроме уборки, мытья посуды и прогулок с кошкой. Конечно, она подслушивала и читала письма – как всякая бы делала на ее месте.
Майкл смотрел на жену с чем-то весьма похожим на испуг.
– И ты тоже? – напрямик спросил он.
– Я бы не нанялась компаньонкой в деревню. – Розамунд содрогнулась. – Лучше умереть!
– Я имею в виду, читала бы письма… и все прочее?
– Да, если бы хотела что-то узнать, – спокойно ответила Розамунд. – Все так поступают, не правда ли? Каждый хочет знать, что происходит, – вовсе не с какой-нибудь определенной целью. Думаю, это относится и к мисс Гилкрист. Я уверена, что она знает.
– Кто, по-твоему, убил Кору, Розамунд? – сдавленным голосом спросил Майкл. – И старика Ричарда?
Снова тот же взгляд прозрачных голубых глаз…
– Не говори глупости, дорогой. Тебе это известно так же хорошо, как и мне. Но лучше никогда не упоминать об этом. Так мы и поступим.
Глава 18
Со своего места у камина в библиотеке Эркюль Пуаро изучал собравшуюся компанию.
Его взгляд задумчиво скользил по Сьюзен, сидящей прямо и выглядевшей оживленной и энергичной, по ее мужу, поместившемуся рядом с отсутствующим видом и вертящему в пальцах обрывок веревки; по явно довольному собой Джорджу Кроссфилду, бойко рассказывающему о карточных шулерах в атлантических круизах; Розамунд, которая машинально повторяла: «Как интересно!» – абсолютно незаинтересованным голосом; по Майклу с его характерной «усталой» красотой; по сдержанной и несколько отчужденной Элен; по Тимоти, удобно устроившемуся в лучшем кресле, положив под спину лишнюю подушку; по Мод, крепкой, пышущей здоровьем и заботливо наблюдающей за мужем; и, наконец, по фигурке мисс Гилкрист в причудливой «шикарной» блузке. Пуаро догадывался, что она вскоре встанет, пробормочет извинения и поднимется в свою комнату, покинув семейное собрание. Мисс Гилкрист знала свое место. Ее научила этому нелегкая жизнь.
Потягивая послеобеденный кофе, Эркюль Пуаро оглядывал присутствующих из-под полуприкрытых век и давал оценку каждому из них.
Он хотел, чтобы они собрались здесь, и его желание исполнилось. Ну и что же ему с ними делать? Внезапно Пуаро почувствовал усталость, ему не хотелось продолжать расследование. Интересно, в чем причина? Не было ли это влиянием Элен Эбернети? Ощущавшееся в ней пассивное сопротивление неожиданно стало усиливаться. Неужели спокойная и вежливая Элен умудрилась заразить его этим чувством? Он знал, что она избегала копаться в подробностях смерти Ричарда. Ей хотелось предать все забвению. Пуаро это не удивляло. Чему он удивлялся, так это собственному стремлению согласиться с ней.
Пуаро понимал, что отчет мистера Энтуисла о членах семьи не оставлял желать лучшего. Он описал их подробно и проницательно. Пуаро хотел проверить, совпадет ли его оценка с оценкой старого адвоката. Ему казалось, что при встрече с этими людьми его осенит проницательная идея – не о том, как и когда (над этими вопросами он не намеревался ломать голову – убийство было возможным, и это все, что ему нужно знать), а насчет того, кто. Ибо Эркюль Пуаро обладал немалым жизненным опытом и верил, что, подобно человеку, который, имея дело с живописью, может распознать художника, ему удастся различить определенный тип преступника-любителя, который в случае необходимости может пойти на убийство.
Но это оказалось не так легко.
Беда в том, что он мог представить почти каждого из присутствующих в роли потенциального убийцы. Джордж мог бы убить, как это делает загнанная в угол крыса. Сьюзен – спокойно и деловито, согласно намеченному плану. Грегори – потому что он принадлежит к тем странным типам, которые буквально жаждут понести наказание. Майкл – так как он честолюбив и обладает свойственным убийцам тщеславием. Розамунд – потому что ее кругозор казался пугающе примитивным. Мод – так как мать может быть безжалостной, если речь идет о счастье ее ребенка, а к Тимоти она относилась как к ребенку. Даже мисс Гилкрист была способна замыслить и осуществить убийство, если бы это могло вернуть ей «Иву» во всем блеске былой респектабельности.
А Элен? Пуаро не мог вообразить Элен совершающей убийство. Она была слишком цивилизованна – слишком далека от насилия. К тому же Элен и ее муж, несомненно, любили Ричарда Эбернети.
Пуаро потихоньку вздохнул. До правды не удастся добраться одним прыжком. Ему придется прибегнуть к более медленным и в то же время более надежным методам. Понадобится много разговоров, так как люди, как правило, рано или поздно выдают себя, независимо от того, говорят они правду или лгут…
Элен представила Пуаро, и ему пришлось преодолевать неизбежную досаду, вызванную присутствием незнакомого иностранца на семейном сборище. Он вовсю использовал глаза и уши, наблюдая и слушая – на виду у всех и у закрытых дверей, подмечая симпатии и антипатии, неосторожные слова, часто произносимые при разделе имущества, ловко устраивая беседы наедине, прогулки по террасе и делая про себя выводы. Пуаро говорил с мисс Гилкрист о былой славе ее чайной, о правильном приготовлении бриошей и шоколадных эклеров, посещал с ней огород, обсуждая использование трав в кулинарии. Он провел долгие полчаса, слушая разглагольствования Тимоти о его здоровье и о пагубном воздействии на него краски.
Краска? Пуаро нахмурился. Кто-то еще говорил о краске… Мистер Энтуисл?
Было немало разговоров о живописи – о Пьере Ланскене как художнике, о картинах Коры, восхищавших мисс Гилкрист и с презрением отвергаемых Сьюзен. «Они похожи на почтовые открытки, – говорила она. – Тетя Кора наверняка срисовывала их с открыток».
Это замечание расстроило мисс Гилкрист, которая резко заявила, что «дорогая мисс Ланскене всегда писала с натуры».
– Уверена, что тетя попросту врала, – сказала Сьюзен Пуаро, когда мисс Гилкрист вышла из комнаты. – Фактически я это знаю, хотя не стала сообщать об этом и еще сильнее огорчать бедную старушку.
– А откуда вы знаете?
Пуаро наблюдал за твердыми, волевыми очертаниями подбородка Сьюзен.