— Да ничего, ничего. Я не очень обижаюсь, когда узнаю мнение обо мне моих пациентов.
— Он говорит, что вы всегда создаете панику и суетитесь напоказ из-за пустяков.
Куимпер улыбался.
— Он говорил, что вы замучили его расспросами не только о том, что он ел, но даже о том, кто готовил пищу и кто ее подавал.
Теперь доктор уже не улыбался. Лицо его снова стало серьезным.
— Продолжайте, — сказал он.
— Он по этому поводу выразился так: «Доктор разговаривал со мной так, будто думал, что кто-то меня отравил».
Наступило молчание. Доктор Куимпер ответил не сразу. Он встал со стула и несколько раз прошелся по комнате. Наконец остановился около Крэддока.
— Так чего же вы, черт возьми, от меня ждете? Неужели вы думаете, что врач в состоянии ответить на всякого рода обвинения, которые то там, то тут расшвыриваются некоторыми людьми без достаточных на то оснований?
— Я только хотел спросить, совсем не для занесения в протокол, не приходила ли вам в голову мысль об отравлении?
Доктор Куимпер ответил уклончиво:
— Старик Крекенторп всегда довольно умерен в еде. Только когда семья собирается вместе, Эмма увеличивает рацион. В результате у старика начинается гастроэнтерит, или воспаление кишок. И все симптомы были сходны с этим диагнозом.
Крэддок упорствовал, продолжая настаивать на своем.
— Так, понимаю. А вы такими симптомами вполне удовлетворились? Вы совсем не были… ну, скажем, удивлены?
— Хорошо, хорошо, я действительно был очень удивлен. Это вас устраивает?
— Это меня заинтересовывает, — сказал Крэддок. — А что, в частности, вы подозревали или чего опасались?
— Желудочные болезни очень разнообразны, конечно. Но в данном случае симптомы более соответствовали, скажем, мышьяковому отравлению, чем просто гастроэнтериту. Однако, знайте, что эти два случая очень сходны. Врачи более опытные, чем я, ошибались в распознавании мышьякового отравления и давали свое заключение вполне добросовестно.
— А что вы узнали в результате расспросов?
— Оказалось, мои подозрения не могли быть правдой. Мистер Крекенторп уверял, что у него и раньше случались такие приступы и по той же самой причине — происходили, когда он употреблял много жирной пищи.
— Это значит, в то время, когда дом был полон людей? Когда собиралась вся семья? Или когда наезжали гости?
— Да, и мне это показалось достаточно убедительным. Но, говоря откровенно, мистер Крэддок, я не остался спокойным. Я пошел дальше, написав письмо доктору Моррису. Он мой старший партнер и отошел от дела вскоре после того, как я присоединился к нему. Раньше, до меня, Крекенторп был его пациентом. Я спросил в письме, были ли у старика раньше случаи отравлений.
— И что же вам ответил доктор Моррис?
Куимпер усмехнулся.
— Он сделал мне выговор. Одним словом, он мне сказал, чтобы я не был набитым дураком. Так вот, — он пожал плечами, — возможно, я действительно был набитым дураком.
— Сомневаюсь, — задумчиво произнес Крэддок. Он решил выложить свои карты.
— Откинув в сторону всякую осторожность, доктор, скажем так: есть люди, которые от смерти Лютера Крекенторпа получат значительную выгоду.
Доктор кивнул, соглашаясь с Крэддоком.
— Крекенторп — старик, но крепкий и здоровый. Он ведь может дожить лет до девяноста?
— Вполне. Он живет сейчас, думая только о самом себе. А организм у него здоровый.
— А его сыновья и дочь чувствуют себя стесненно и живут в нужде?
— Ну, уж Эмму вы в это дело не впутывайте. Она не отравительница. Со стариком происходят такие вещи, лишь когда в доме есть еще кто-то, а не тогда, когда Эмма и старик одни.
«Это может оказаться простым элементарным расчетом со стороны Эммы», — подумал инспектор, но из предосторожности промолчал. Он тщательно подбирал слова для продолжения разговора.
— Конечно, я не специалист в подобных делах, но если предположить в качестве гипотезы, что мышьяк был применен, то не считаете ли вы, что старику Крекенторпу просто повезло и он удачно выпутался из беды?
— Видите ли, — возразил доктор, — именно это и заставило меня поверить, что я, как сказал доктор Моррис, просто набитый дурак. Понятно, перед нами не тот случай, когда небольшие дозы мышьяка применяются регулярно, что является классической формой медленного мышьякового отравления. Крекенторп никогда не страдал хроническими заболеваниями желудка. Как бы там ни было, сильные простуды, которые с ним иногда случаются, не вызваны мышьяком. Но если уж предположить, что заболевания выглядят странными, то можно заподозрить, что отравитель только время от времени подмешивает к пище мышьяк, хотя это и неразумно.
— Вы хотите сказать, что неразумно давать несоответствующую дозу?
— Да, именно. Организм Крекенторпа настолько сильный, что доза, способная свалить другого, на него совершенно не влияет. Нужно принимать во внимание индивидуальную идеосинкразию, то есть способность отдельной личности переносить яд. Однако, можно предположить, что в последний раз отравитель, если у него сверхтерпеливый характер, мог усилить дозу. Почему он этого не сделал? Так вот, может быть, никакого отравителя и не существует? И всему виной моя проклятая фантазия от начала до конца!
— Да, — согласился с ним инспектор, — похоже, что в ваших подозрениях нет здравого смысла.
— Инспектор Крэддок!
Настойчивый шепот заставил инспектора вздрогнуть. Он только что подошел к входной двери и собирался позвонить. Александр и его друг Стоддат-Уэст вышли из тени.
— Мы слышали, как подъехала машина, и решили перехватить вас.
— Так давайте вместе войдем в дом, — Крэддок снова потянулся к звонку, но Александр вцепился в рукав его пальто.
— Мы нашли улику, — выдохнул он.
— Да, мы нашли улику, — как эхо, повторил Стоддат-Уэст.
«Проклятая девчонка» — зло подумал Крэддок.
— Прекрасно, — сказал он вслух. — Давайте, войдем в дом и посмотрим.
— Нет, нет, — запротестовал Александр. — Я уверен, что нам помешают. Пойдемте в шорный сарай. Мы вас туда проводим.
Почти не желая этого, Крэддок разрешил проводить себя за угол дома. Стоддат-Уэст распахнул тяжелую дверь, протянул руку к выключателю и зажег довольно тусклую лампочку. Шорный сарай, когда-то верх совершенства Викторианской эпохи, ее строгости и красоты, теперь пребывал в довольно жалком состоянии, представляя собой сборище не нужных никому вещей: сломанные садовые скамьи, старые поломанные садовые инструменты, огромная, отслужившая свой век косилка, ржавые пружинные матрасы, гамаки и рваные теннисные сетки.
— Мы здесь часто бываем, — сказал Александр. — Только тут и можно почувствовать себя самим собой.
И действительно, здесь видны были следы их пребывания. Развалившиеся матрасы составлены так, что образовывали нечто вроде дивана, на старом поломанном столе стояла большая железная банка с шоколадным печеньем, валялись огрызки яблок, коробка из-под конфет и какая-то головоломная конструкция из выпиленных дощечек.
— Это действительно настоящая улика, сэр, — сказал оживленно Стоддат-Уэст, и глаза его заблестели за стеклами очков. — Мы нашли это сегодня днем.
— Много дней искали. И в траве…
— И в зарослях кустарника.
— Мы облазили все мусорные ящики…
— А знаете, между прочим, в них есть страшно занимательные и интересные вещи…
— А потом мы добрались до котельной…
— Старик Хилмэн держит там огромную оцинкованную бадью, полную ненужной бумаги…
— Вот там-то мы и нашли.
— Нашли что? — прервал Крэддок этот дуэт.
— Улику. Осторожно, Стоддат, надень сначала перчатки.
С важностью профессионала из лучших детективных романов Стоддат вытащил пару довольно грязных перчаток, надел их и уж потом вынул из кармана кассету от фотопленки. Из кассеты с огромными предосторожностями извлек измятый и запачканный землей конверт, который торжественно и вручил инспектору. От волнения у обоих мальчиков захватило дыхание. Крэддок взял конверт с неменьшей торжественностью. Ему нравились мальчишки, и он готов был поддаться их настроению и воодушевлению.