— Да?
— …И пришел к заключению, что сам должен кое-что сделать, прежде чем посвящать в дело дядю. Адвокаты, инспектор, все одинаковы, я убедился.
Очень медлительны, очень осторожны и должны быть абсолютно уверены в фактах, прежде чем сделают хотя бы шаг. Информация, которую я имел, получена неофициальным путем, и я подумал, что Джереми, наверное, будет долго уточнять то да се, прежде чем начнет действовать. Я решил, что пойду в «Олень» и сам встречусь с этим парнем.
— Так вы и сделали?
— Да. Я сразу пошел обратно в «Олень»…
— В котором часу это было?
Роули помедлил.
— Дайте подумать… Я пришел к дому дяди минут в двадцать девятого или около этого… могу ошибаться на пять минут… А в гостиницу — после половины девятого… Ну, точно не могу сказать… может, без двадцати девять…
— Итак, мистер Клоуд?..
— Я знал, где он находится: Беа называла номер комнаты. Поэтому я сразу поднялся на второй этаж и постучал в дверь, тот сказал «войдите», и я вошел.
Роули помолчал.
— Не думаю, чтоб я хорошо справился с этим делом. Когда я шел туда, я думал, что нахожусь на высоте положения. Но этот парень был довольно-таки умен. Я не сумел выудить из него ничего определенного. Думал, что он испугается, когда я сказал, что он занимается шантажом, но мое замечание, казалось, лишь позабавило его. Он спросил меня, этот нахал, не собираюсь ли я сам участвовать в сделке. «Вам не удастся вести вашу грязную игру со мной, — сказал я. — Мне-то нечего скрывать». А он нагло ответил, что имел в виду вовсе не то. Дело в том, сказал он, что у него есть кое-что на продажу, так не хочу ли я стать покупателем? «Что вы имеете в виду?» — спросил я. Он ответил: «Сколько заплатите вы или ваша семья, если я передам вам определенные доказательства того, что Роберт Андерхей, по имеющимся сведениям умерший в Африке, на самом деле живет себе и здравствует?» Я спросил его, на кой дьявол нам вообще за это платить? Он засмеялся и сказал: «Потому что сегодня вечером у меня будет клиент, который охотно заплатит весьма солидную сумму за доказательство того, что Роберт Андерхей действительно умер». Потом… потом я несколько вышел из себя и сказал ему, что наша семья не занимается такого рода грязными сделками. Если Андерхей действительно жив, сказал я, это можно легко установить. Я уже уходил, но тут он опять засмеялся и сказал таким странным тоном: «Не думаю, что вам удастся доказать это без моей помощи». Очень странно он это сказал…
— А потом?
— Честно говоря, я пошел домой расстроенный. Мне показалось, что я только запутал дело. Пожалел, что не предоставил старому Джереми разбираться в этой путанице. Ведь адвокаты привыкли иметь дело со скользкими типами.
— В котором часу вы вышли из «Оленя»?
— Понятия не имею. Хотя нет, подождите. Наверно, было почти девять, потому что я слышал позывные перед передачей новостей, когда шел по поселку, — слышал из одного окна…
— А не говорил Арден, кого именно он ждет? Какого «клиента»?
— Нет, не говорил. Я считал, что Дэвида Хантера. Кого же еще?
— Вам не показалось, что он встревожен предстоящей встречей?
— Говорю вам, парень был абсолютно доволен собой и чувствовал себя хозяином положения.
Спенс легким жестом указал на тяжелые каминные щипцы.
— Вы не заметили их на каминной решетке?
— Эти? Нет… по-моему. Огонь не горел…
Он нахмурился, стараясь воспроизвести в памяти обстановку в комнате.
— На каминной решетке были щипцы — это я помню, но не знаю, какие именно. — Он спросил:
— Так это именно ими?..
Спенс кивнул. Роули нахмурился.
— Занятно. Хантер легковес, а Арден был крупным мужчиной и, наверное, сильным…
Инспектор сказал бесстрастно:
— Медицинское заключение гласит, что его ударили сзади и что удары каминными щипцами были нанесены сверху.
— Конечно, он был очень самоуверен, — задумчиво сказал Роули, — но я бы на его месте не поворачивался спиной к человеку, из которого собираюсь выкачать деньги, если к тому же этот человек отважно сражался на войне…
Арден, видимо, не любил осторожничать.
— Будь он поосторожнее, весьма вероятно, он бы был сейчас жив, — сухо заметил инспектор.
— Это было бы здорово! — воскликнул Роули. — Я чувствую, что порядком запутал дело. Если бы только я не напускал на себя всей этой неприступности и высокомерия, мне бы удалось кое-что выудить у него. Надо было притвориться, что сделка меня заинтересовала, но очень уж все это глупо. Кто мы такие, чтобы бороться против Розалин и Дэвида? У них есть деньги. А мы все вместе не собрали бы и пятисот фунтов.
Инспектор взял в руки золотую зажигалку.
— Вам знаком этот предмет?
Роули нахмурил брови. Он медленно произнес:
— Где-то я ее видел, но не могу вспомнить где. Не очень давно. Нет, не могу вспомнить…
Спенс положил зажигалку на стол, минуя протянутую Роули руку, взял губную помаду, раскрыл ее.
— А это?
Роули усмехнулся.
— Ну! Это уж не по моей части, инспектор…
Спенс с задумчивым видом мазнул помадой по тыльной стороне ладони и чуть склонил голову набок, внимательно рассматривая полоску.
— Цвет, который обычно употребляют брюнетки, — заметил он.
— Странные вещи известны вам, полицейским, — сказал Роули и поднялся. — Так вы не знаете, решительно не знаете, кто такой этот покойник?
— А у вас самого есть какие-нибудь догадки, мистер Клоуд?
— У меня только одно соображение, — медленно сказал Роули. — Этот парень был нашим единственным ключом к Андерхею. Теперь, когда он мертв… ну, теперь уж искать Андерхея — все равно что иголку в стоге сена.
— Дело будет предано огласке, мистер Клоуд, — сказал Спенс. — В свое время информацию напечатают. Если Андерхей жив и ему удастся увидеть газету, он, может быть, и объявится.
— Да, — с сомнением сказал Роули. — Может быть.
— Но вы так не думаете?
— Я думаю, — ответил Роули, — что первый раунд выиграл Дэвид Хантер.
— Не уверен, — сказал Спенс.
Когда Роули вышел, Спенс снова взял в руки зажигалку и посмотрел на инициалы «Д.Х.», выгравированные на ней.
— Дорогая работа, — сказал он сержанту Грейвсу. — Не массовое производство. Очень легко установить, где она куплена. Грейторекс или одно из этих роскошных заведений на Бонд-стрит. Разузнайте.
— Слушаюсь, сэр…
Затем инспектор осмотрел ручные часы. Стекло было раздроблено, стрелки остановились на девяти часах и десяти минутах. Он взглянул на сержанта.
— Давали на экспертизу, Грейвс?
— Так точно, сэр. Главная пружина сломана.
— А механизм стрелок?
— В полном порядке, сэр.
— О чем, по вашему мнению, говорят эти часы, Грейвс?
Грейвс сказал осторожно:
— Видимо, часы могут указать время, когда было совершено преступление…
— Когда вы прослужите в полиции с мое, — сказал Спенс, — вы будете относиться с некоторым подозрением к таким удобным уликам, как разбитые часы. Может быть, на этот раз это и есть улика, а может быть — старый трюк. Переведите стрелки на то время, какое вам нужно, разбейте часы — и вы имеете превосходное алиби. Но такого стреляного воробья, как я, вы на это не поймаете. Я считаю, что время преступления точно не установлено.
Медицинское заключение гласит: между восемью и одиннадцатью часами вечера…
Сержант Грейвс кашлянул.
— Эдвард, младший садовник в Фэрроубэнке, говорит, что видел, как Дэвид Хантер выходил из боковой двери в семь часов тридцать минут вечера. Служанки не знали, что он здесь. Они думали, что он в Лондоне с миссис Гордон. Из показаний Эдварда явствует, что Хантер был здесь поблизости.
— Да, — сказал Спенс. — Интересно услышать, что скажет сам Хантер о том, что он делал вчера вечером.
— Мне кажется, случай бесспорный, сэр, — сказал Грейвс, разглядывая инициалы на зажигалке.
— Гм, — промычал инспектор. — Но надо еще объяснить это. — И он показал на губную помаду.