— Может быть, — ответил Спенс, у которого был довольно несчастный вид.
Затем главный констебль и коронер ушли. Спенс и Пуаро остались вдвоем.
— Вам не нравится это дело, не правда ли? — с сочувствием спросил Пуаро.
— Этот молодой человек раздражает меня, — сказал Спенс. — С такими людьми никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Когда они вовсе и не виноваты, они держатся так, как вел бы себя преступник. А когда они виновны, вы могли бы поклясться, что они чисты как ангелы.
— Вы думаете, что он виновен? — спросил Пуаро.
— А вы? — ответил вопросом Спенс.
Пуаро развел руками.
— Хотел бы я знать, — сказал он, — какие именно факты говорят против него.
— Вы имеете в виду не точные улики, а все факты, которые дают возможность строить предположения?
Пуаро кивнул.
— Зажигалка, — сказал Спенс.
— Где вы ее нашли?
— Под телом.
— Отпечатки пальцев?
— Никаких.
— А, — сказал Пуаро.
— Да, — сказал Спенс. — Мне это и самому не очень нравится. Затем — часы этого человека остановились на девяти десяти. Это вполне соответствует медицинскому заключению и показанию Роули Клоуда, что Андерхей с минуты на минуту ждал посетителя.
Пуаро кивнул.
— Да, все очень точно сходится.
— По-моему, мистер Пуаро, нельзя не принимать во внимание, — продолжал Спенс, — что Дэвид — единственный человек (точнее говоря, он и его сестра), у которого есть хоть тень заинтересованности в убийстве. Или Дэвид Хантер убил Андерхея, или же Андерхей был убит неким приезжим, который следовал за ним по каким-то причинам, о которых мы ничего не знаем. Это кажется совершенно не правдоподобным.
— О, с этим я согласен.
— Видите ли, в Вормсли Вейл нет никого, кто был бы заинтересован в преступлении, разве что, по совпадению, здесь живет кто-то, кроме Хантера, кто был связан с убитым в прошлом. Я никогда не исключаю возможности совпадения, но в данном случае нет ни намека на что-нибудь подобное.
Роберт Андерхей был чужим для всех, кроме этих брата и сестры.
Пуаро кивнул.
— Семья Клоудов должна была бы беречь Роберта Андерхея как зеницу ока.
Роберт Андерхей, живой и здоровый, означал бы для них огромное состояние, которое они поделили бы между собой.
— И снова, мой друг, я с жаром соглашаюсь с вами. Роберт Андерхей, живой и здоровый, — это как раз то, что им было нужно.
— Итак, мы приходим к прежнему выводу: Розалин и Дэвид Хантер — единственные два человека, у которых есть мотивы к преступлению. Розалин была в Лондоне. Но Дэвид, как мы знаем, был в Вормсли Вейл в тот день. Он прибыл на станцию Вормсли Хит в пять тридцать.
— Итак, мы имеем мотив, написанный крупными буквами, и тот факт, что с пяти тридцати и до какого-то не установленного времени Хантер был здесь.
— Точно. Теперь возьмем рассказ Беатрис Липинкот. Я верю этому рассказу. Она действительно подслушала то, о чем рассказывает, хотя, возможно, несколько все приукрасила — ведь это так свойственно человеческой природе.
— Да, свойственно, вы правы!
— Помимо того, что я хорошо знаю эту девушку, я верю ей и потому, что некоторые вещи она просто не могла бы выдумать. Например, она никогда прежде не слышала о Роберте Андерхее. Поэтому я верю ее рассказу о том, что произошло между этими двумя мужчинами, а не рассказу Дэвида Хантера.
— Я тоже, — сказал Пуаро. — Она произвела на меня впечатление необыкновенно правдивой свидетельницы.
— У нас есть подтверждение, что ее рассказ правдив. Как вы думаете, для чего брат и сестра отправились в Лондон?
— Это один из самых интересных для меня вопросов.
— Видите ли, денежное положение таково: Розалин имеет только пожизненный доход с собственности Гордона Клоуда. Она не может касаться капитала, не считая, кажется, тысячи фунтов. Но драгоценности принадлежат ей. Так вот: первое, что она сделала в городе, это отнесла несколько наиболее ценных вещей на Бонд-стрит и продала их. Ей срочно нужна была большая сумма денег — иными словами, ей надо было заплатить шантажисту.
— Вы называете это уликой против Дэвида Хантера?
— А вы нет?
Пуаро покачал головой.
— Доказательством, что шантаж имел место, это может быть. Но доказательством намерения совершить убийство — нет. Это несовместимо, мой дорогой. Или молодой человек собирался платить, или же он задумал убийство. Вы нашли доказательство того, что он собирался заплатить.
— Да-да… Может быть и так. Но он мог изменить свое решение.
Пуаро пожал плечами.
— Я знаю людей такого типа, — задумчиво продолжал инспектор. — Это люди, которые хорошо проявили себя во время войны. Колоссальная отвага. Дерзость. Безрассудное пренебрежение собственной безопасностью. Эти люди пойдут на что угодно. Обычно они получают ордена, но заметьте: чаще посмертно. Да, во время войны такой человек — герой. Но в мирное время… в мирное время такие люди часто кончают тюрьмой. Они любят опасность, не умеют идти прямо, и им наплевать на общество… И наконец, они ни во что не ставят человеческую жизнь.
Пуаро кивнул.
— Говорю вам, — повторил инспектор, — я знаю людей такого рода.
На несколько минут наступило молчание.
— Ну что ж, — сказал наконец Пуаро. — Мы пришли к выводу, что перед нами тип человека, способного на убийство. Но это все. Мы не продвинулись ни на йоту.
Спенс взглянул на него с любопытством.
— Вы сильно заинтересовались этим делом, мосье Пуаро?
— Да.
— А почему, разрешите спросить?
— Честно говоря, я и сам не вполне понимаю, — развел руками Пуаро. — Может быть, потому, что когда два года назад я сидел в клубе моего приятеля и очень неважно себя чувствовал (я не люблю воздушных налетов, я не смельчак, хотя мне и удается скрывать это), так вот, я говорю, когда я сидел в курительной клуба моего приятеля с отвратительным чувством вот здесь, — Пуаро выразительно погладил свой желудок, — там что-то бубнил клубный надоеда, добрейший майор Портер. Он рассказывал длинную историю, которую никто не слушал, кроме меня. А я слушал потому, что хотел отвлечься от мыслей о бомбах, и потому, что факты, о которых он рассказывал, показались мне интересными и наводящими на размышления… И я еще тогда подумал о возможных последствиях той ситуации, о которой рассказывал майор. И теперь действительно кое-что произошло.
— Но нечто неожиданное, да?
— Наоборот, — возразил Пуаро. — Произошло именно то, чего можно было ожидать, и это само по себе является примечательным.
— Вы ожидали, что произойдет убийство? — недоверчиво спросил Спенс.
— Нет, нет, нет!.. Но жена вторично выходит замуж. Существует возможность, что первый муж жив? Да, он жив. Он может появиться? Да, он появляется. Отсюда возможен шантаж. Шантаж происходит. Есть возможность заставить шантажиста молчать? Клянусь, его заставили замолчать!
— Ну, — сказал Спенс, с некоторым недоумением глядя на Пуаро, — я полагаю, все эти дела происходят примерно одинаково. Это обычный вид преступления — шантаж, приведший к убийству.
— Вы хотите сказать — неинтересный? Обычно — нет. Но данный случай интересен, потому что, видите ли, — безмятежно сказал Пуаро, — в нем все не правильно.
— Не правильно? Я не понимаю, почему вы называете его не правильным.
— Потому что в нем нет ничего… как бы это сказать… ничего такого, что имело бы правильные очертания…
Спенс удивленно смотрел на Пуаро.
— Главный инспектор Джепп, — заметил он, — всегда говорил, что у вас уклончивые суждения. Дайте мне хоть один пример того, что вы называете не правильным.
— Ну, умерший человек, например. Он совершенно не правильный. Разве вы этого не чувствуете? Ну да, может быть, у меня богатое воображение. Тогда возьмем такой пункт: Андерхей прибывает в «Олень». Он пишет Дэвиду Хантеру. Хантер получает письмо на следующий день… наверно, за завтраком.
— Да, это так. Он говорил, что получил письмо от Ардена в это время.
— Это было первое сообщение — не правда ли? — о прибытии Андерхея в Вормсли Вейл. И что же он делает прежде всего? Спроваживает сестру в Лондон…