ТАРАСОВА (пауза, тихо). Что?
ДИЛЛЕНБУРГ. Не уходи.
ТАРАСОВА. Ну… ну, что…
Входит Голицин.
ДИЛЛЕНБУРГ. Павел Петрович!
ГОЛИЦИН. Продрог.
Садится.
ДИЛЛЕНБУРГ (Тарасовой). Так значит?..
ТАРАСОВА. Хорошо.
Встает.
ГОЛИЦИН. Уломали, Юрий Ильич?
ДИЛЛЕНБУРГ. Вы же случайный человек, Павел Петрович. А внесли такую сумятицу.
ГОЛИЦИН. Что ж. Простите. Двое дерутся, третий не лезь. Прощайте, Галя.
ТАРАСОВА (тихо). Прощайте.
ГОЛИЦИН (встает). Главное, ничего не бойтесь. А то вы здесь такого страху нам нагнали, Юрий Ильич, как будто сам сатана на своей таратайке пожаловал.
ДИЛЛЕНБУРГ (холодно). Не надо давить, Павел Петрович, там, где больно.
ГОЛИЦИН. Куда вы ее везете? Она же больная!
ДИЛЛЕНБУРГ. Отойдите. Отойдите с дороги.
ГОЛИЦИН. Вы же ее в психушку загоните! Галя! Вы хотите ехать?
Тарасова молчит.
Ну, кивните головой! Или покачайте, вот так.
Тарасова отрицательно качает головой.
До свидания, Юрий Ильич. Как-нибудь проживете сегодняшнюю ночь без нее.
ДИЛЛЕНБУРГ. Вы думаете, я оставлю ее с вами?
ГОЛИЦИН. А чего вы боитесь?
ДИЛЛЕНБУРГ. Я боюсь, что вы специально придаете нашим отношениям товарный характер. Отойдите с дороги.
ТАРАСОВА. Я не поеду.
ДИЛЛЕНБУРГ. Да что же это такое… Он же случайный человек, случайный, понимаешь? Странник! Ты прилепишься к нему, а он и не заметит, где ты отлетишь! Он пойдет дальше, а у тебя уже не останется ничего, только… пыль на зубах!
ТАРАСОВА. Я не поеду.
ДИЛЛЕНБУРГ. Что ж… помни, Аля, не один день — десять лет.
ТАРАСОВА. Уходи.
Дилленбург пытается поймать ее взгляд. Она отворачивается. Дилленбург уходит. Резко взвывает мотор, машина срывается с места.
ГОЛИЦИН. Как вы себя чувствуете?
ТАРАСОВА (садится на другую скамью). Вы тоже хороший кот. Как вы мне надоели!
ГОЛИЦИН (смеется). Да… Но что ж я могу с собой поделать?
ТАРАСОВА. Спите. Только без храпа.
ГОЛИЦИН (укладывается). А я уже храпел? Не лягался?
ТАРАСОВА. Лягался.
ГОЛИЦИН. Я предупреждал. (Ложится на спину, заложив руки за голову.) Да, все-таки вы редкая женщина. В старину говорили — магнетическая.
ТАРАСОВА. Чем вы занимаетесь? Какая у вас профессия?
ГОЛИЦИН. По профессии я конструктор.
ТАРАСОВА. Что за шутки.
ГОЛИЦИН. Я не шучу. Но я не работаю конструктором. Я шофер, на автобусе.
ТАРАСОВА. Как вы сразу заземлились. А я уж думала…
ГОЛИЦИН. Вот. Вы уже обо мне думаете… Нет, ничего у нас с вами не выйдет. Зря Юрий Ильич переживает.
ТАРАСОВА. У вас очень тонкий слой штукатурки. И грубый фасад.
ГОЛИЦИН. Зато крепкий. Вон как вы за меня уцепились.
ТАРАСОВА. Мне надо переждать эту ночь.
ГОЛИЦИН. Не обольщайтесь. Вы как ласточка, лепитесь над дверью и далеко не улетаете. Если бы не я, вы бы уже десять раз вернулись.
Пауза.
ТАРАСОВА. Что же мне делать? Что?
ГОЛИЦИН. Не знаю. (Пауза, небрежно.) Прилепитесь ко мне. Я не женат.
ТАРАСОВА. Я уже думала об этом.
ГОЛИЦИН (глупо). Ну да?
ТАРАСОВА. Только бы пережить эту ночь.
ГОЛИЦИН (садится, пауза). Что-то холодно стало. Печку затопить, что ли? Пойду за дровами.
Выходит.
Пауза.
ТАРАСОВА. Галина Голицина. Галина Георгиевна Голицина. Пошла Галя по рукам. По мужикам. И осталось от Гали ма-а-ленькое перышко.
Гул приближающегося поезда.
Тарасова встает, выходит.
Поезд проходит.
Входит Голицин с несколькими штакетинами, сухими ветками.
Следом входит Тарасова. Тоже несет веточку.
ГОЛИЦИН. Это мужское дело — заготавливать дрова и топить печь. (Начинает ломать штакетины, ветки. Складным ножом стругает лучины.)