ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Понятно… помощь ближнему, значит… Что же это ты, все в коммуналке?
ВЕРА ИВАНОВНА. Я? Почему… Что ты, Паша, я уж давно… Стояли на очереди, вот, дали, мужу с работы дали, а я так не хотела уезжать, привыкла, знаешь, в центре, потолки у нас пять метров, все мечтала второй этаж построить, у одних знакомых видала, прелесть! Паша, а ты не врешь? Ты правда, не бомж?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Кто? Я? Да вот те крест! (Смеется.) Заслуженный артист республики! Да я тут недалеко, то есть я раньше недалеко, а потом мы квартиру получили на Московском проспекте, огромную! Окна во двор, зелень, тишина, солнце — все как Люся мечтала. Жену мою Люсей звать. А это маскарад, Верочка, ей Богу, чистый маскарад. Для вхождения в образ.
ВЕРА ИВАНОВНА (вздыхает). Ну, хоть кому-то из нас повезло… Из нашего двора ты один в люди вышел. Ой, а ты кушать случайно не хочешь?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Кушать? Нет! Я привычный. То есть я же из дома. Там меня, знаешь, на убой. Вот перед тем как сюда, Люся меня такой… индейкой накормила! До сих пор в желудке урчит.
ВЕРА ИВАНОВНА. По теперешним-то ценам…
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Так я же, это… лопатой гребу!
ВЕРА ИВАНОВНА. Да? А я слышала, в театрах тоже сейчас, не очень.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Не очень. Правильно, не очень. Я потому уже давно в кино перешел.
ВЕРА ИВАНОВНА. В кино? А я почему-то тебя в последние годы… Впрочем, я же не хожу никуда. Все дела, да заботы, знаешь… не до искусства.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А вот это напрасно. Отставать нельзя. Ты же интеллигентный человек!
ВЕРА ИВАНОВНА. Да ну, какое там…
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А видеть ты меня никак не могла по причине, что я больше в совместных участвую. Там, знаешь ли, в валюте платят. Командировки опять же заграничные…
ВЕРА ИВАНОВНА. Счастливый ты, Паша. Во всех, поди, уже странах побывал?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ну что ты! Их во-он сколько! В одном только бывшем Союзе скоро будет наверное штук пятьдесят.
ВЕРА ИВАНОВНА. И не говори. Что делается, Паша! Развалили страну, демократы паршивые!
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Это не демократы.
ВЕРА ИВАНОВНА. А кто же?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Это, Верочка, у нас такая судьба. У России.
ВЕРА ИВАНОВНА. Какая такая? В крови, да в грязи, да в голоде, да? Я уж и думать обо всем таком перестала. И этого фашиста выключаю. Слава Богу, что в Санкт- прости, Господи, — Петербурге живем, а не в каком-нибудь Нагорном Карабахе.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Да, а вот Александр Сергеевич любил… (Декламирует.)
ВЕРА ИВАНОВНА. Знала я одного кавказца… насилу ноги унесла.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Лично я кухню кавказскую прямо обожаю. Всякие там чахохбили, сациви…
ВЕРА ИВАНОВНА. Кухню я тоже… шашлыки… барашки… мандарины…
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А что это ты намекала насчет покушать?
ВЕРА ИВАНОВНА. Проголодался? Ну, вот. Ты это, Паша, не будешь. Хлеб у меня… «дарницкий».
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. «Дарницкий»? Так это же мой любимый!
ВЕРА ИВАНОВНА. Правда? Только он, вроде бы, сыроват.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ничего. Давай. Бомж все слопает. В самый раз. (Жует.) Мм! Отличный хлеб! Во рту тает. Попробуй. (Отламывает ей кусок.) Бери, бери, не стесняйся. Вкусно!
ВЕРА ИВАНОВНА. А ты, я вижу, проголодался.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Так постой тут с утра. Еще и не такое съешь.
ВЕРА ИВАНОВНА. А ты прямо с утра?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, утро… понятие растяжимое. Я вот только встаю в одиннадцать часов.
ВЕРА ИВАНОВНА. В одиннадцать часов?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Слушай, а что ты все удивляешься? Как будто ты не знаешь жизнь артиста.
ВЕРА ИВАНОВНА. Да я все как-то забываю, Паша, что ты артист. Извини.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А ты не забывай.
ВЕРА ИВАНОВНА. Ну, а жена-то у тебя… тоже артистка?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Жена?.. Жена — да. Режиссер.
ВЕРА ИВАНОВНА. С ума сойти!