ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Каких слов?
ДЕД. А вот как называется. Только «Изделие». Изделие оно и есть изделие… Изделие… Секретность такая…
АНТОНИНА. А… изделие…
ДЕД. Про себя кто как. Мне «поросеночек» нравилось, другие «манюшей»… Но в документах — только «изделие». Болтун — находка для шпиона.
ТАМАРА. За вами шпионы охотились?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Филипп Семенович, вы заливаете.
ДЕД. Испытывали мы как-то изделие… три опытных образца… такие, знаете, самонаведения… поросеночки… Н-да… Очень непростая система… ( Почти шепотом.) Антенна там… опять же по инфракрасному следу… система слежения… передатчик… много блоков… я за каналы отвечал…
ТАМАРА. За какие каналы?
ДЕД. Неважно. На Севере месяцами просиживал, на испытаниях. Ну так вот. Отработали мы двух поросят, сняли характеристики… Хорошо… Все в допуске… а третьего поросеночка трогать не стали. Оставили упакованным. Оставили и оставили… Год проходит. Пора списывать. Изделие… Где изделие? На складе нет, нигде нет… Что такое… как корова слизнула… А это дело такое… Ой-ой-ой какое… головы полетят… Туда-сюда. Стали заминать, договариваться… Акт задним числом составили… Дипломатия. По списанию… Будто списано. Уладили. Все хорошо. Обошлось. Еще два года проходят.
ТАМАРА. А когда это было все? В каком году?
ДЕД. Неважно. Было и было. Прошло еще два года, боцман с триста шестнадцатого возьми и на третью площадку пойди… Пошел. А на третьей, там свалка была… вековая. В бухте.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. В чем?
ДЕД. Неважно в чем. Была и была. И находит он там по чистой случайности… совершенно как новенький… с грифом…
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. То есть что?
ДЕД. То есть что?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Что находит?
ДЕД. Контейнер. Опечатанный. С грифом. А его и в природе быть не должно.
АНТОНИНА. Почему?
ДЕД. Я же акт подписал. Мы ж списали изделие. Ну, тут дело серьезное… Первый отдел… Дом Большой, понимаешь ли… Комиссия собралась, открыли. Eешкин корень! Лежит!
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Изделие?
ДЕД. Поросеночек. Наш. Лежит, поросенок. Что ты делать будешь… Как хочешь, так и выкручивайся… Да-а-а… Это… Уффф-ф. А ты говоришь.
ТАМАРА. Филипп Семенович, можно вопрос?
ДЕД. Задавайте.
ТАМАРА. Вам с красной ртутью приходилось работать?
ДЕД. Я вам так на это отвечу. Сейчас можно обо всем разговаривать, но о чем-то все же нельзя. Я и сам не знаю сейчас, о чем можно, а о чем нельзя разговаривать.
АНТОНИНА. А как же конверсия? Вы в конверсии не участвовали?
ДЕД. Забудьте все, что я вам рассказал.
ТАМАРА. И все же, Филипп Семеныч, вы со своим огородом… в нашем вагоне… прицепном… как бы ответ на этот вопрос… о конверсии… У вас вкусные огурцы были. Спасибо.
ДЕД. Это упрощение. Там все сложнее.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я тоже хочу сказать. Я не хотел говорить, но скажу. Я внимательно слушал, Тамара, и вот что подумал. Я, Тамара, вот что подумал. Выходите за меня замуж.
ДЕД. Правильно.
АНТОНИНА. Ах? ( Едва ли не обморок.)
ТАМАРА. Тоня, Тоня… что с вами… вам плохо?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ( испуганно). Антонина Павловна… Это я Тамаре сказал… чтобы она выходила…
АНТОНИНА. Извините, извините меня… Так неожиданно.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Это я Тамаре сказал…
АНТОНИНА. Так неожиданно… Мне никто никогда не делал предложения…
ДЕД. Он Тамаре сказал, я слышал, Тамаре.
АНТОНИНА. Да конечно Тамаре… Я сразу поняла, Тамаре… Но это так неожиданно. Мне ведь не делали предложения. Никогда.
ТАМАРА. Потому что от скуки… уверяю вас, он от скуки… делает. Как вам не стыдно, Игорь Сергеевич?
АНТОНИНА. Мне и от скуки никто никогда не делал.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Почему же от скуки? Почему от скуки?
ТАМАРА. По кочану. ( Разволновавшись.) Потому что вы меня не знаете совершенно. А я — вас. Вы вот, сами рассказывали, что книги воруете… Как же я могу за такого?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да ведь я же с работы их воровал, из типографии. А не из библиотеки. Я работал в Ивана Федорова…
ТАМАРА. Ничего не знаю. Филипп Семеныч, когда же нас прицепят, наконец? Вы хоть ответьте.
ДЕД. Мне завтра на примерку… У меня примерка зубов последняя.
АНТОНИНА. Это так славно, когда делают предложение. Тамара, я завидую вам.
ДЕД. Надо лезть в окно.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Зачем?
ДЕД. Идти на станцию надо. К начальнику станции. Нас закрыл проводник.
ТАМАРА. Да, да! Проводник! Он еще пожалеет!.. Чего он боится? Что мы подушки его украдем?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не ворую я ничего! Не ворую! Я только книги из Ивана Федорова…
ТАМАРА. Вот и прекрасно. Я самая худенькая. Я и полезу.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Подожди, не спеши, успокойся, Тамара.
ДЕД. Она за всех, за нас похлопочет.
АНТОНИНА( задумчиво). Мне же мой предложения так и не сделал. Уж я ему сама потом говорю, выходи за меня замуж… то есть женись… Он и женился.
ТАМАРА. Надо ехать, а не сидеть. Надо ехать, а не сидеть.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Пора. Пора. Пора.
Четвертое
Пока без Тамары. Потом с ней. Кажется, все поменялись местами.
ДЕД. В общем, оно, конечно, ни в какие ворота… В общем, да… собственно… Но я вам на это все-таки так скажу… Лучше все-таки так, чтобы был вагон, пускай и отцепленный, чем так, чтобы не был, да хоть и прицепленный…
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Извините, Филипп Семеныч, вы слишком умно выражаетесь. Не понять.
ДЕД. Это, понимаешь ли, диалектика, можно сказать. Купишь билет в семнадцатый общий, придешь на платформу, а его и в помине нет. Восемнадцатый есть, шестнадцатый есть, а семнадцатого нет. И никто не знает, где он, семнадцатый — ни проводники, ни бригадир поезда… А другой раз дадут вагон, да не тот… от другого состава… по ошибке прицепят. У него и размеры не те, низенький какой-то, плюгавенький… А номер тот — семнадцатый. И не пускают. Потому что в чужом нельзя. Его надо возвратить в другой город порожним. А то их оштрафуют за это. За то, что в нем пассажиры поедут, в чужом… за эксплуатацию. Так и тянут пустой, представляете?
АНТОНИНА. Да. С прицепными вагонами всяко случается.
ДЕД. Помню, в восемьдесят шестом, уже Горбачев правил, дали нам в нулевой вагон билеты. Тогда Первое Мая надвигалось, билетов не было, и мы бучу возле кассы устроили. Вот нам и дали в нулевой. Думали, что в дополнительный… Поезд пришел… Первый, второй, третий… где нулевой вагон? Нет нулевого, проводники смеются. У вас же написано: нулевой! А знаете, что такое нуль? Нуль это нуль.
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Я в детстве миллиарда боялся. У отца книга была с динозаврами… Вот я и думал, что он динозавр, что ли… бронтозавр… Миллиард. Животное доисторическое.
АНТОНИНА. А ваш отец тоже книгами увлекался?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Да. Это у нас семейное. Я… я же… Я вам не хотел говорить этого. Но скажу. Я ведь, можно сказать, писатель. Помните… вы о писателях говорили. Что их нет больше. Есть. Есть, Тонечка, есть.
АНТОНИНА. Вот как? И что же вы написали, Игорь Сергеевич?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А ничего. Я ничего не писал никогда и не буду писать. Я просто чувствую, что во мне писатель живет, крупный, если хотите. И что я могу сесть за стол и написать роман. Они не могут, а я могу.
АНТОНИНА. Кто «они»?
ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, эти… которые пишут. Вы посмотрите, какая серятина кругом, сколько бездарности, пошлости… Глупости наконец, неумения… Они не умеют, не могут, но пишут, пишут… А я могу, но не буду. Не хочу. Увольте.