ВОЛОДЯ. Ну вы, как дети, честное слово! Ляля! (Улыбается.) Вот, я вижу, Ляля меня понимает.
ЛЯЛЯ (улыбается). Нет.
ПАША. Вообще все идеалисты имеют весьма смутное представление о действительности.
ВОЛОДЯ. Правильно! Надо открыть ей глаза на мир. Обнажить, так сказать, дно. Показать ей реальное лицо жизни. В нашем лице. (Со смехом.) И путь это лицо обернется ей волчьей мордой! Грубо говоря, нужно сыграть подонков.
ВИТЯ. Вот это, черт возьми, здорово! Мы ей покажем! Реализм! А может это… напиться? Для натуральности?
ПАША. Ты что, так не можешь сыграть?
ВОЛОДЯ. Посмотрим, надо будет — напьешься.
ВИТЯ. Понял. Красненькая в портфеле.
ВОЛОДЯ (морщась). Ой, Витюша, быть тебе алкашом.
ВИТЯ. Я ж для пользы дела. Могу не пить, подумаешь!
ВОЛОДЯ. Ляля, у тебя нет возражений против намеченной программы действий? (Ляля пожимает плечами.) И она не кажется тебе очень глупой? (Ляля молчит.) Ну что ж, прекрасно, я рад. Все остальные, естественно, «за», голосовать не будем, мы не бюрократы.
Дверь неожиданно открылась. Голос Елены Сергеевны: «Ляля, можно вас на минуту?» Ребята молча переглянулись. Пауза. Ляля медлит.
ВИТЯ. Ну, Лялька, давай!
ПАША. Ты с ней, главное, по-женски. Нажимай на всякие там женские дела.
ВОЛОДЯ. Не дави на нее. Она умница. Она разберется. (Легонько подталкивает Лялю.) Ну?..
Ляля поглядела на ребят, улыбнулась и независимо пошла на кухню.
ВИТЯ. Надо бы это… подслушать.
Ребята собираются кучкой у дверей.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Почему вы не уходите? Я же дала вам возможность уйти! Вы понимаете, что вам грозит? Я надеялась, что хотя бы вы… Вы же девочка!
ЛЯЛЯ. Я не девочка.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Ну, это не важно. Поймите, будет скандал. Если вы сейчас же, сейчас же не уйдете отсюда, будет страшный скандал. Вы вообще не получите никакого аттестата. Ваше поведение подсудно.
ЛЯЛЯ. Вы переоцениваете свои силы.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. То есть как — переоцениваю?.. Вас посадят! Девочка, понимаете ли вы это, что вас посадят!
ЛЯЛЯ. За что?
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Как за что? Я просто перестаю что-либо понимать. Что происходит? Почему вы ничего не боитесь?
ЛЯЛЯ. Не знаю…
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Но ведь… не боитесь?
ЛЯЛЯ. Вас — нет.
Пауза.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Хорошо, в таком случае вас надо просто спасать. Как слепых котят. Вы же не ведаете, что творите.
ЛЯЛЯ. Елена Сергеевна, я хочу вам дать дружеский совет. Зря вы упрямитесь, честное слово. Дали бы им ключ. Давно бы уже все сделали — и обратно. Никакой волокиты. И спали бы себе спокойно.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Ляля, да вы что, серьезно? Это же подло, что вы говорите! Подло!
ЛЯЛЯ. А жизнь вообще подлая штука, Елена Сергеевна, вы не находите? (Пауза.) Скажите, вам часто приходится ездить в городском транспорте? Ну, разумеется, ведь у нас с вами нет собственного автомобиля. И вы, конечно, видите лица наших женщин, лица, на которые словно повешен ржавый железный замок. Лица тяжелые, как мешки с провизией, которые они тащат в руках. Хуже всего они выглядят по утрам, когда везут с собой маленьких детей в ясли… Я видела и других женщин. Они выходили из разноцветных автомобилей и шествовали мимо потеющих от напряжения милиционеров к столичному кинотеатру, где показывали очередной фестивальный киношедевр, недоступный простым смертным. О, эти лица, сверкающие и чистые, как подарок в целлофане!..
Пауза.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Ну и что?
ЛЯЛЯ. Все.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Понимаю. Вы хотите сладкой жизни.
ЛЯЛЯ. А почему бы и нет? Если кому-то можно, то почему не мне? Кажется, внешние данные позволяют.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Господи, да разве в этом счастье?
ЛЯЛЯ. Счастье, разумеется, в труде на благо. Впрочем, мы так привыкли к убогому существованию, что уже почти перестали его замечать. Моя мать, например, — она у меня библиотекарь, — она так и говорит: «Потребности надо сокращать».
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. По вашему виду этого не скажешь.
ЛЯЛЯ. А она у меня только свои потребности сокращает. Что же касается меня, тут моя мать проявляет гибкость и понимание. Когда мне нужно одеться, она устраивается по совместительству уборщицей. Одежда в наше время, Елена Сергеевна, — это пропуск в лучшую жизнь.