ВИТЯ (отпивает из бутылки). Это я могу. Пожалуйста.
Влетает на кухню. В руках открытая бутылка портвейна, наполовину пустая. Он слегка пьян.
ВИТЯ. Ой, ребята, не могу! Не могу я так больше, ребята!.. Елена Сергеевна, где у вас тут стаканчики? (Шарит в буфете.) Уж как я эти семейные драмы не выношу, сил моих больше нет! Уж на что у меня батя серьезный человек, но и он всегда от подобных громов и молний спасается. Раз даже своими глазами видел — плакал. Натурально плакал. А ведь какой человек! Директор овощной базы! Все родственники с него кормятся. Ферзь! Все может! А вот матери боится. Как начнет она его доставать, Господи Боже ты мой! А вообще-то у нас не жизнь, а сказка о золотой рыбке, начали с корыта, а кончили… Правда, еще не кончили, застряли где-то на уровне столбовых дворян, про конец бате и подумать страшно… Только у нас рыбка золотая кто, знаете? Папашина должность. (Смеется.) Ну, кто со мной?
Елена Сергеевна (вырывает бутылку). Не смей! Не позволю! В моем доме! (Выливает вино в раковину.)
ВИТЯ. Ой, ой, что вы делаете? Я ж за ней три часа стоял! Ой, Елена Сергеевна, у меня ж нервы! Я человек благонамеренный, но когда это… насилие над личностью, могу… Я вообще-то эпилептик, припадки у меня, как у Федор Михалыча, Паша, да? Продемонстрировать? Во, во, глядите! (Неожиданно падает на пол и бьется в судорогах.) Больной я, видали? Припадочный. Можно сказать, инвалид. Меня, может, вообще травмировать опасно. Я, можно сказать, после каждой двойки так.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА (медленно). Я не знала, что вы пьете… Это ужасно.
ВИТЯ (встает с пола как ни в чем не бывало). Нет, вы поглядите, я пью! Да я вообще эту гадость терпеть не могу, хоть бы ее и вовсе на свете не было! Это у меня батя… Запои у него иногда. Батя-то у меня прежде живописцем был, самородок, рынки оформлял, витрины всякие, а потом уж как-то незаметно директором сделался. У него когда это… запой начинается, заслушаешься. Такая философия с математикой! Ух, говорит! Про жизнь там всякое, про искусство… Я, говорит, Витька, сволочь. Ага, прямо так и шпарит всю правду-матку. Я, говорит, продал свою душу за тридцать серебренников, я, говорит, все идеалы свои святые продал и пропил. А ты не смей! Это он мне. С того света, говорит, достану, так и знай. Какие, говорю, бать, сейчас идеалы, что ты народ-то смешишь, какие? Ну хоть один, говорю, назови. Трясется весь. Сволочь, говорит, народ стал. Буржуй и быдло. Без закона живут. Мы, говорит, за них жизнь отдавали. Так кто, говорю, отдавал, бать, не ты ж ведь отдавал. Тех-то уже, говорю, кто отдавал, и в помине давно нет, успокойся, говорю, время нынче такое…
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Время делают люди! Это наше, наше собственное время! Оно зависит только от нас!
ВИТЯ. Кто бы спорил, Елена Сергеевна, я ведь то же самое говорю, время как время, жить можно, бывает хуже. А вот батя мой говорит, что по всем приметам скоро конец света. И по Библии так выходит, что конец, и по Будде, и еще там по чему-то. Ага, потому что вырождение и вымирание постепенное людей и природы. Бабы не рожают — раз! Мужики не работают — два, энергии не хватает, рыбы в океане дохнут, дышать нечем, кругом химия и сплошная радиация. Только это все незаметно для простого глаза происходит, это все процессы тонкие, неуловимые, про то только ученые знают, но скрывают, чтоб паники не было. А то, представляете, что начнется, если про конец света объявят? Спичек не купишь, не то что чего другого. В общем, скоро весь мир превратится в одну большую вонючую свалку, и только мухи, мухи… Говорят, после атомного взрыва одни только мухи останутся…
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Какая чудовищная глупость. Ваш отец негодяй!
ВИТЯ. Не-ет! Алкоголик, вор, я согласен. Но не негодяй. Он хороший человек. Страдалец. Я его люблю, батю. Если батя мой грешит, так и кается. А за одного раскаявшегося грешника, как известно…
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Раскаявшийся грешник больше не грешит. Это только Иуда…
ВИТЯ. Иуда не каялся. Он повесился. Вот и батя мой, бедняга, чуть чего — повешусь, говорит, она у меня дождется, пойдет вкалывать, как все, узнает, почем фунт колбасы! Это он про мать… Вот я ее счас, гадину, поймаю! (Гонится за мухой, падает, с грохотом роняет посуду.)
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА. Господи, да ты совсем пьян!
ПАША. Ну я-то ведь не пьян, Елена Сергеевна, не правда ли? Но тоже ничего хорошего сообщить о своих родителях не могу. Вы думаете, сыну профессора Андреевского, научного руководителя моего отца, пришлось бы вот так идти к вам, вытягивать отметку, вымаливать, унижаться. Да ему уже с рождения заготовлено место в университете! И это только потому, что его отец не стесняется подписывать чужие статьи, а мой, видите ли, писать их для него считает делом бесчестным. Почему я должен уступать место каждому проходимцу? Это же мое место! Мое! И если будет нужно, я буду за него драться зубами. Потому что иначе не проживешь.