— Замечательно! Пейзаж там просто изумительный, настоящий английский пейзаж. Вам должно быть стыдно, лентяй вы этакий, что вы с нами не поехали!
— Благодарю покорно! Сидеть на долоте и питаться бутербродами — увольте меня от таких развлечений!
Из отеля выбежала женщина, в которой Пуаро узнал Глэдис Нарракот. Поколебавшись, она направилась к Кристине Редферн.
— Извините меня, мадам, — сказала она так быстро, как позволяло ее прерывистое дыхание, — но я очень беспокоюсь за молодую мисс… мисс Маршалл… Я принесла ей в номер чаю и не смогла ее разбудить. Похоже, что она… Мне это кажется странным…
Кристина растерялась. Стоящий рядом с ней Пуаро взял ее под руку.
— Пойдемте посмотрим, что случилось.
И они быстро поднялись в номер Линды.
С первого взгляда им стало ясно, что горничная беспокоилась не зря. Линда была смертельно бледной и еле дышала. Пуаро пощупал ей пульс. На ночном столике он заметил конверт. Письмо было адресовано ему.
Кеннет Маршалл стремительно вошел в номер.
— Что случилось? Линда больна?
Кристина Редферн подавила рыдание.
— Бегите за врачом! — сказал Пуаро Маршаллу. — Не теряйте ни одной секунды! Я боюсь, что уже слишком поздно!
Маршалл вышел.
Пуаро взял письмо и открыл конверт. На листе бумаги были написаны неловкой рукой школьницы всего несколько строк:
«Я думаю, что это единственный выход из положения. Попросите папу простить меня. Арлену убила я. Я думала, что после этого мне будет хорошо, но я ошиблась. Я обо всем сожалею.»
Маршалл, Редферны, Розамунда Дарнли и Эркюль Пуаро молча сидели и ждали.
Наконец, в дверях появился доктор Несдон.
— Я сделал все, что мог, — сказал он. — Она может выжить, но признаюсь, что надежда на это у меня мало.
— Откуда у нее эти таблетки? — спросил Маршалл с неподвижным лицом. Его жесткие голубые глаза смотрели прямо на врача.
Несдон приоткрыл дверь и знаком позвал кого-то из коридора. Вошла заплаканная горничная.
— Расскажите нам все, что вы знаете, — приказал Несдон.
Девушка всхлипнула.
— Мне никогда такое не пришло бы в голову… Я о таком и не промышляла… Молодая мисс показалась мне странной, но…
Нетерпеливый жест врача заставил ее начать свой рассказ заново.
— Ну так вот. Я увидела молодую мисс в номере миссис Редферн. Она стояла у умывальника и держала в руках маленькую коробочку. Завидев меня, она очень удивилась. Я тоже, потому что мне показалось странным, что она зашла к вам в комнату, мадам, когда вас там не было… Но я решила, что она вернулась за чем-то, что она вам одолжила… Она сказала: «Я пришла за этим!» и вышла…
Кристина еле слышно прошептала:
— Мое снотворное…
Врач резко повернулся к ней.
— Откуда она знала, что оно у вас есть?
— Я ей однажды дала одну таблетку. Это было на другой день после убийства. Она пожаловалась мне, что у нее бессонница… Я помню меня спросила, хватит ли одной таблетки. Я ответила: «Да, вполне. Это очень сильное средство», — и посоветовала ей никогда не брать больше двух!
— А она выпила шесть! — воскликнул Несдон.
Кристина утерла слезу.
— Это моя вина! Мне следовало запереть таблетки на ключ!
— Это было бы более разумно, — бросил Несдон, пожимая плечами.
Не сдержав слез, Кристина в отчаянии расплакалась.
— По моей вине она умирает…
— Нет, — жестко произнес капитан Маршалл, — вам не в чем себя винить. Линда знала, что она делает. Она сознательно выпила шесть таблеток. И может быть… может быть, так даже лучше!
Его взгляд устремился на листок бумаги, который он держал в руках, тот самый листок, что Пуаро без слов протянул ему чуть раньше.
Розамунда Дарнли отчаянно запротестовала:
— Я в это не верю! Я никогда не поверю в то, что Линда убила Арлену!.. Это невозможно!.. Это доказывают свидетельские показания!
— Да, она не может быть виновной! — присоединилась к ней Кристина. — Она была в глубокой депрессии, и ее воображение…
В дверь вошел полковник Уэстон.
— Что происходит? — спросил он с порога.
Несдон взял письмо Линды из рук Маршалла и протянул его начальнику полиции.
Тот прочел его и вскричал с выражением недоверия на лице:
— Что это значит? Здесь нет и слова правды! Это совершенно невозможно!
И, уверенным голосом, он еще раз повторил:
— Это невозможно! Вы согласны со мной, Пуаро?
— Я боюсь, — сказал Пуаро, — что это все же возможно.
Он говорил медленно, и в его голосе звучала грусть.
— Но, мсье Пуаро, — вмешалась Кристина Редферн, я же все это время была с ней. Я была с ней до без четверти двенадцать. Я заявила об этом полиции.
— Да, мадам, — ответил Пуаро. — Ваше показание, мадам, как раз и являлось ее алиби. Но на чем оно было основано? На том времени, которое показывали часы самой Линды Маршалл. Расставаясь с ней, вы думали, что было без четверти двенадцать только потому, что она сама вам это сказала. Вы даже удивились, что время прошло так быстро.
Она изумленно смотрела на него.
— А теперь, пожалуйста, постарайтесь вспомнить, мадам, — продолжал он. — Вы вернулись в отель быстрым или медленным шагом?
— Пожалуй, медленным.
— Заметили ли вы что-нибудь на дороге?
— Боюсь, что нет. Я была погружена в свои мысли.
— Извините меня за то, что я задаю вам этот вопрос, не можете ли вы нам сказать, о чем вы думали?
Кристина посмотрела.
— Я полагаю, — смущенно ответила она, — что вам необходимо знать это… Я думала, не уехать ли мне отсюда. Уехать, ничего не сказав моему мужу. Я чувствовала себя такой несчастной!
— Кристина! — воскликнул Патрик.
— Верно, — продолжал Пуаро своим спокойным голосом. — Вы были поглощены вашими мыслями и не обращали внимание на то, что происходило вокруг вас. Вы шли очень медленным шагом и, вероятно, даже часто останавливались в задумчивости.
Кристина кивнула головой.
— Вы угадали, мсье Пуаро. Именно так все и было. Придя в отель, я словно пробудилась ото сна! Боясь опоздать, я бросилась в холл и, лишь увидев настенные часы, поняла, что времени у меня было достаточно!
— Так оно и было, — подтвердил Пуаро.
Он повернулся к Маршаллу.
— А теперь надо вам рассказать о предметах, которые я обнаружил после убийства в номере вашей дочери. Я подобрал в камине большой кусок оплавленного воска, наполовину сгоревшие волосы, кусочки картона и бумаги и обыкновенную булавку. Бумага и картон, может быть, и не имели большого значения, но об остальном этого сказать было нельзя, особенно если я добавлю, что среди книг вашей дочери я обнаружил взятую в деревенской библиотеке книжку о колдовстве и черной магии. Она легко раскрылась на начале главы, описывающей, как можно кого-нибудь околдовать. Надо вылепить из воска маленькую фигурку, представляющую собой вашего врага, а потом ее нужно медленно растопить или вонзить туда, где у нее условно находится сердце, булавку. Таким образом человек, по чьему образу вылеплена фигурка, умирает. Позднее я узнал от миссис Редферн, что в то утро Линда Маршалл рано вышла из отеля, что она купила свечи и что она смутилась, когда из-за непредвиденных обстоятельств истинная цель ее отсутствия стала известна. Зная все это, я пришел к неоспоримому выводу: из свечного воска Линда вылепила маленькую фигурку, приделала ей волосы, взяв для этого несколько волос со щетки своей мачехи, чтобы усугубить влияние оккультных сил, пронзила ей сердце булавкой и растопила ее на листках бумаги и картона. Суеверие, детская глупость… Но и желание убить.
Можно ли предположить, что было только желание? Могла ли Линда на самом деле убить свою мачеху?
На первый взгляд, у нее было прочное алиби. Но, как я вам только что объяснил, она сама сказала, который был час. Она могла с успехом заявить миссис Редферн, что было без четверти двенадцать, тогда как на самом деле было только пол-двенадцатого.
Когда миссис Редферн ушла, Линда могла в свою очередь уйти с Чайкиной скалы по тропинке, пересечь узкую полоску земли, которая отделяет ее от бухты Гномов, спуститься по лестнице, подойти к мачехе, задушить ее и вернуться назад тем же путем до появления мисс Брустер и мистера Редферна. После этого ей оставалось только опять пойти на Чайкину скалу, искупаться и спокойно вернуться в отель.