— Об этом я не подумала… — неуверенно отозвалась она.
— Никто никогда не узнает, кто убийца… — сказал Пуаро. И тихо добавил: — А может, вы уже знаете, мадам?
— Вы не имеете права так говорить! — воскликнула она. — Это неправда! Был бы это посторонний, а не член семьи…
— Вполне возможно, и то и другое, — сказал Пуаро.
Она уставилась на него:
— Что вы хотите этим сказать?
— Это может быть одновременно и член семьи, и посторонний… Вы не понимаете, о чем я говорю? Ну, хорошо, пусть это лишь мысль, которая возникла в голове Эркюля Пуаро. — Он посмотрел на нее. — Так что же, мадам, мне ответить мистеру Ли?
Лидия подняла руки и вдруг беспомощно уронила их.
— Конечно, вы должны принять его предложение, — сказала она.
4
Пилар стояла посередине музыкальной комнаты. Опа стояла совершенно прямо, а глаза ее бегали из стороны в сторону, словно у зверька, почуявшего нападение.
— Мне бы хотелось уехать отсюда, — сказала она.
— Не вы одна испытываете такое чувство, — отозвался Стивен Фарр. — Только нас отсюда не выпустят, моя дорогая.
— Кто не выпустит? Полиция?
— Да.
— Плохо иметь дело с полицией, — серьезно заявила Пилар. — Это неприлично для порядочных людей.
— Вы имеете в виду себя? — чуть улыбнулся Стивен.
— Нет, — ответила Пилар, — я говорю про Альфреда и Лидию, про Дэвида, Джорджа, Хильду, да и, пожалуй, Магдалину.
Стивен закурил сигарету, глубоко затянулся, а потом спросил:
— А почему вы делаете исключения?
— О чем вы?
— Почему вы не включили в этот перечень Гарри? — спросил он.
Пилар рассмеялась. У нее были очень ровные белые зубы.
— Гарри совсем другой! По-моему, он хорошо знает, что такое полиция.
— Может, вы и правы. Он, пожалуй, слишком колоритная фигура, чтобы вписаться в эту семью. — И продолжал: — Вам нравятся ваши английские родственники, Пилар?
— Они добрые… Они все очень добрые, — неуверенно ответила Пилар. — Но мало смеются. Они какие-то невеселые.
— В доме ведь только что произошло убийство, моя дорогая!
— Д-да, — неуверенно согласилась Пилар.
— Убийство, — поучительным тоном сказал Стивен, — это происходит отнюдь не каждый день, как вы в силу своей беззаботности полагаете. В Англии относятся к этому гораздо серьезнее, чем в Испании.
— Вы надо мной смеетесь… — обиделась Пилар.
— Никак нет, — ответил Стивен. — Мне совсем не до смеха.
— Потому что вы тоже хотите уехать отсюда? — посмотрев на него, спросила Пилар.
— Да.
— А большой симпатичный полицейский вас не отпустит?
— Я его не спрашивал. По если бы и спросил, не сомневаюсь, что отказал бы. Мне следует, Пилар, держать ухо востро и быть очень, очень осторожным.
— Это утомительно, — кивнула Пилар.
— Это даже больше чем утомительно, моя дорогая. По дому разгуливает этот ненормальный бельгиец. Не знаю, будет ли от него толк, но мне он действует на нервы.
Пилар нахмурилась.
— Мой дед был очень, очень богатым, верно?
— Вполне возможно.
— И кому теперь перейдут его деньги? Альфреду и другим?
— Это зависит от того, что написано в завещании.
— Может, он и мне оставил что-нибудь, — мечтательно заметила Пилар. — Боюсь только, он этого не сделал.
— Не беспокойтесь, — утешил ее Стивен. — В конце концов, вы такой же член семьи, как и они. Здесь ваш дом. Они вас не выгонят.
— Да, это мой дом, — вздохнула Пилар. — Все это очень забавно. И в то же время не очень.
— Да уж, забавного тут, насколько я понимаю, довольно мало.
Пилар снова вздохнула.
— Как вы думаете, можно завести граммофон и потанцевать? — спросила она.
— Думаю, что нет, — неуверенно ответил Стивен. — Не забудьте, бессердечная испанка, что в доме траур.
Пилар широко распахнула глаза.
— Но мне почему-то вовсе не грустно, — возразила она. — Это оттого, наверное, что я плохо знала деда, и хотя мне нравилось с ним разговаривать, это вовсе не значит, что я должна лить слезы и печалиться по поводу его смерти. А притворяться я не хочу.
— Вы просто чудо!
Пилар предприняла еще одну попытку уговорить его:
— Мы можем засунуть в граммофон чулки и перчатки, и тогда он будет играть тихо, и нас никто не услышит.
— Так и быть, согласен, искусительница.
Пилар радостно засмеялась и побежала в танцевальный зал.
Перед выходом в сад она замерла на месте. Догнавший ее Стивен тоже остановился.
Эркюль Пуаро, сняв со стены один из портретов, изучал его. Подняв глаза, он увидел их.
— Ага! — сказал он. — Вы явились в самый подходящий момент.
— Что вы делаете? — спросил Пилар, подойдя к нему.
— Разглядываю нечто очень интересное — лицо молодого Симеона Ли.
— Так, значит, это мой дед?
— Да, мадемуазель.
Она уставилась на портрет:
— Боже, как он изменился… Как изменился… Он был такой старый и весь в морщинах! А здесь он похож на Гарри, каким тот, наверное, был лет десять назад.
— Правильно, мадемуазель, — кивнул Пуаро. — Гарри Ли — истинный сын своего отца. А вот здесь, — он повел ее по коридору, — портрет вашей бабушки — чуть удлиненное кроткое лицо, светлые волосы и добрые голубые глаза.
— Похожа на Дэвида, — сказала Пилар.
— И на Альфреда тоже, — заметил Стивен.
— Наследственность — очень интересная вещь, — сказал Пуаро. — Мистер Ли и его жена были внешне совершенно разными людьми. Большинство детей, родившихся в этом браке, похожи на мать. Посмотрите сюда, мадемуазель.
Он указал ей на портрет девушки лет девятнадцати с золотистыми, струящимися по плечам волосами и огромными, озорными голубыми глазами. Лицом она была похожа на жену Симеона Ли, но в ней чувствовались энергия и жизнерадостность, которые всегда отсутствовали в кротком облике покойной миссис Ли.
— О! — воскликнула Пилар.
Краска бросилась ей в лицо.
Она поднесла руку к груди и вынула медальон на длинной золотой цепочке. Нажав замок, она раскрыла его. То же смеющееся лицо смотрело на Пилар.
— Моя мама, — сказала Пилар.
Пуаро кивнул. На другой створке медальона был портрет мужчины, молодого и красивого, темноволосого и синеглазого.
— Это ваш отец, мадемуазель? — спросил Пуаро.
— Да, — ответила Пилар. — Он был очень красивый, правда?
— Правда, сеньорита. А разве у испанцев часто бывают голубые глаза?
— Бывают, но только на севере. Кроме того, мать моего отца была из Ирландии.
— Значит, в ваших жилах течет испанская, ирландская, английская и даже цыганская кровь, — задумчиво сказал Пуаро. — Знаете что, мадемуазель? Заимей вы с такой наследственностью врагов, вы будете действовать беспощадно.
— Помните, что вы сказали в поезде, Пилар? Что, будь у вас враги, вы бы перерезали им глотку, — засмеялся Стивен. — Ой! — Он замолк, осознав смысл произнесенных им слов.
Эркюль Пуаро быстро заговорил о другом:
— Ах да, вот еще о чем я должен попросить вас, сеньорита. Моему другу старшему инспектору нужен ваш паспорт. Вы, наверное, знаете, что существуют полицейские инструкции, очень глупые и скучные, но необходимые — они предназначены для иностранцев в этой стране. А вы по закону иностранка.
— Мой паспорт? — подняла брови Пилар. — Сейчас принесу. Он у меня в комнате.
— Очень сожалею, что пришлось побеспокоить вас, — извинился Пуаро, идя рядом с ней.
Они дошли до конца длинного коридора. Здесь начиналась лестница. Пилар побежала наверх, за ней последовал и Пуаро. Стивен тоже пошел за ними. Спальня Пилар выходила на площадку.
— Сейчас принесу, — повторила она, открывая дверь.
Она вошла. Пуаро и Стивен Фарр остались на площадке.
— Какую глупость я сморозил, — покаялся Стивен. — Но она вроде не заметила, как по-вашему?
Пуаро ничего не ответил. Он наклонил голову набок, словно прислушиваясь.