Когда же это точно было?
Из разговоров Таппенс выяснила, что все ее партнерши высказываются на этот счет крайне неопределенно. Если время совпадает, наиболее подозрительной фигурой становится миссис Перенна. Но возможны и другие варианты. В момент возвращения Томми отсутствовало еще трое обитателей «Сан-Суси». Майор Блетчли был в кино, но он ходил туда один. Кроме того, он так настойчиво и с такими подробностями пересказывал содержание фильма, что подозрительный человек мог бы усмотреть в этой настойчивости желание установить свое алиби. Затем есть еще мистер Кейли, который, несмотря на свою мнительность, ни с того ни с сего отправился один гулять по саду. Не забеспокойся миссис Кейли о состоянии своего супруга, никто не узнал бы об этой прогулке и все считали бы, что мистер Кейли, укутанный в плед, покоится, как мумия, в кресле на террасе. Кстати, идти на такой риск, как длительное пребывание ночью на воздухе, — это на него очень непохоже.
И наконец, опять-таки остается миссис О'Рорк, с улыбкой размахивающая молотком…
— В чем дело, Деб? Чем мы так расстроены, девочка?
Дебора Бирсфорд вздрогнула от неожиданности, но тут же рассмеялась: перед девушкой, сочувственно глядя на нее карими глазами, стоял Тони Марсден. Тони ей нравился. Умный парень и считается в шифровальном отделе восходящей звездой, хотя работает недавно.
— А, пустяки, — ответила она, — семейные дела. Ты ведь знаешь, что это такое.
— Да, родственники — нудная штука. Твои старики что-нибудь выкинули?
— По правде сказать, меня беспокоит мама.
— Почему? Что случилось?
— Понимаешь, она уехала в Корнуолл к старой тетке. Ей семьдесят восемь, она выжила из ума и совершенно невыносима.
— Мрачная картина! — сочувственно отозвался молодой человек.
— Конечно, с маминой стороны это очень великодушно. Но она и без того подавлена — ей, видите ли, не дают работать на победу, никто не нуждается в ее услугах. В прошлую войну она была сестрой в госпитале и занималась еще всякой всячиной, но теперь, разумеется, другое дело. Так вот, маму все это так расстроило, что она решила пожить в Корнуолле у тети Грейси, покопаться в саду и так далее.
— Здравое решение! — одобрил Тони.
— Да, для нее это самый лучший выход. В ней ведь до сих пор столько энергии! — снисходительно сказала Дебора. — Значит, все в порядке?
— Не совсем, хотя еще позавчера, получив ее письмо, я была просто счастлива за нее. Что же тебя беспокоит?
— А то, что я попросила Чарлза — он как раз поехал в те края к своим — навестить маму. Он заехал к ней, а ее там не оказалось.
— Как не оказалось?
— Так. Она туда и не приезжала. Вовсе не приезжала.
— Странно! — несколько растерявшись, пробормотал Тони. — А где твой… э-э… отец?
— Мой старик? Где-то в Шотландии. Служит в одном из этих унылых министерств, где только и делают, что подшивают бумаги да снимают с них копии.
— Твоя мать, наверное, поехала к нему.
— Нет, это в секретной зоне, и женам въезд туда воспрещен.
— Гм… Ну, значит, она уехала… в другое место.
Тони окончательно пришел в замешательство — особенно потому, что Дебора не сводила с него больших грустных глаз, в которых застыла тревога.
— Но зачем? Это очень странно. Ведь все мамины письма полны рассказами о тете Грейси, саде и прочем.
— Понятно, понятно, — заторопился Тони. — Конечно, ей хочется, чтобы ты думала… Но в наше время… Словом, я хочу сказать, что человеку нужно иногда проветриться.
Тревога в глазах Деборы немедленно сменилась гневом.
— Если ты полагаешь, что мама решила провести конец недели с кем-нибудь.. посторонним, то ошибаешься. Мои родители любят друг друга, по-настоящему любят. Мама никогда…
— Конечно, никогда, — опять заторопился Тони. — Извини, пожалуйста. Я вовсе не хотел…
Гнев Деборы утих, но она тут же снова нахмурилась.
— Самое странное, что на днях мне кто-то сказал, будто видел маму в Лихемптоне. Я, разумеется, ответила, что это невозможно — я ведь думала, что она в Корнуолле. Но теперь…
Рука Тони, подносившая спичку к сигарете, повисла в воздухе. Спичка потухла.
— В Лихемптоне? — быстро переспросил он.
— Да. Вот уж неподходящее место для мамы. Общество отставных полковников, старых дев и сплошное безделье.
— Что и говорить, место неподходящее, — отозвался Тони, раскурил сигарету и словно невзначай спросил: — А чем занималась твоя мать в ту войну?
— Тем же, что и другие: работала в госпитале, водила машину — не свою, конечно, а генеральскую, — перечислила Дебора.
— А я думал, что она, как и ты, была на секретной службе.
— Ну, что ты! На это у нее не хватило бы ума. Впрочем, они с папой были, кажется, одно время чем-то вроде сыщиков: секретные документы, шпионы и прочее. Конечно, милые старики все преувеличивают — им кажется, что это было страшно важно.
Когда на другой день Дебора пришла со службы домой, ей показалось, что в комнате что-то изменилось. Чтобы разобраться, в чем дело, ей потребовалось несколько минут. Затем она позвонила и сердито осведомилась у хозяйки, где большая фотография, обычно стоявшая на комоде. Миссис Роули была и огорчена и обижена. Она ничего не знает. Она не притрагивалась к карточке. Может быть, Гледис… Та заверила, что она тоже не касалась фотографии.
— Может быть, это газовщик — он тут приходил днем, — с надеждой в голосе добавила она.
Однако Дебора категорически отказалась допустить, чтобы служащий газовой компании неожиданно воспылал симпатией к немолодой женщине и унес ее фотографию. Гораздо более вероятно, решила про себя Дебора, что Гледис разбила стекло и поспешила скрыть следы преступления, бросив и рамку и карточку в мусорный ящик.
Тем не менее Дебора не стала поднимать шум. При случае она попросит мать прислать ей другую фотографию, и все.
Глава одиннадцатая
Наступила очередь Таппенс потолковать с рыбаком, сидящим в конце пирса. Вопреки здравому смыслу она надеялась, что мистер Грант скажет ей что-нибудь утешительное. Но надежды ее не оправдались. Грант тоже не получал от Томми никаких известий.
— Значит, нет оснований предполагать, что он… что с ним что-то случилось? — спросила Таппенс, стараясь придать голосу твердость и деловитость.
— Никаких. Но допустим, что они есть. Как вы поступите?
— Я… Буду продолжать, разумеется.
— Вот и правильно. Плакать будем после боя. А сейчас мы в самой его гуще, и время не ждет. Одна информация, которую вы нам дали, подтвердилась. Вы подслушали разговор о «четвертом». Это четвертое следующего месяца, дата большого прыжка на нашу страну.
— Вы уверены?
— Совершенно. Наши враги — люди методичные. Планы у них всегда составлены точно и разработаны до деталей. Итак, дата — четвертое. Все теперешние налеты — пустяки, так сказать, разведка боем: немцы прощупывают пашу оборону и интересуются, как мы реагируем на бомбежки. А четвертого нанесут настоящий удар.
— Но раз вам это известно…
— Мы знаем дату вторжения. Знаем или предполагаем, где оно, примерно, произойдет, и по мере сил готовимся. Но тут снова всплывает старая история с осадой Трои. Троянцам, как и нам, было известно, что за силы угрожают им извне. А нам нужно знать, кто угрожает нам изнутри, что за люди сидят в деревянном коне, потому что именно они могут открыть врагу ворота крепости. Мы обязаны вовремя узнать, кто эти люди.
— Не могли бы вы пустить кого-нибудь из ваших по следу миссис Перенны?