Спенс вздохнул.
– Что ж, во всей этой истории есть один плюс – пока не будет полной ясности, Джеймса Бентли не казнят. Мы уже направили письмо в министерство внутренних дел. Значит, у нас будет время, которого нам так не хватало.
– Пожалуй, – заключил Пуаро, – а я еще раз встречусь с Бентли – нам ведь стало кое-что известно.
Джеймс Бентли почти не изменился. Разве что немножко похудел, да руки стали какими-то беспокойными – в остальном это был тот же человек, тихий и безрадостный.
Эркюль Пуаро говорил, тщательно подбирая слова. Появились новые факты. Полиция решила пересмотреть дело. Значит, есть надежда…
Но Джеймс Бентли отнюдь не запрыгал от радости.
Он сказал:
– Все равно это ничего не даст. Что нового они могут найти?
– Ваши друзья, – сказал Эркюль Пуаро, – очень хотят вам помочь.
– Мои друзья? – Он пожал плечами. – Нет у меня друзей.
– Зачем же так? Есть как минимум двое.
– Двое друзей? Интересно знать, кто же это?
В голосе его звучало лишь усталое неверие, ответ его словно и не интересовал.
– Во-первых, старший инспектор полиции Спенс…
– Спенс? Спенс? Полицейский, который скроил против меня дело? Это почти смешно.
– Смеяться тут нечему. Можно только радоваться. Спенс очень проницательный и добросовестный полицейский. И он хочет быть абсолютно уверенным, что за решеткой сидит виновный.
– Он в этом вполне уверен.
– Представьте себе, что нет. И именно поэтому он, как я уже сказал, ваш друг.
– Тоже мне друг!
Эркюль Пуаро выжидательно молчал. И у Джеймса Бентли должны быть черты, присущие любому человеку. И Джеймсу Бентли должно быть свойственно обычное человеческое любопытство.
И правда, Джеймс Бентли наконец спросил:
– А кто же второй?
– Второй ваш друг – Мод Уильямс.
Похоже, Джеймс Бентли слышал это имя впервые.
– Мод Уильямс? А кто это?
– Она работала в компании «Бритер и Скаттл».
– А-а… мисс Уильямс.
– Именно, мисс Уильямс.
– Но ей-то что до этого?
Бывали моменты, когда личность Джеймса Бентли казалась Эркюлю Пуаро крайне непривлекательной, и тогда ему искренне хотелось верить в виновность Бентли. Но чем больше Бентли его раздражал, тем ближе ему становилась точка зрения Спенса. Ему все труднее было представить, что Бентли способен на убийство. Скорее всего, Джеймс Бентли считает, что убивать бессмысленно – этим все равно ничего не изменишь. Если дерзость и наглость, как настаивал Спенс, присущи любому убийце, Бентли, безусловно, убийцей не был.
Сдерживаясь, Пуаро сказал:
– Мисс Уильямс проявляет интерес к этому делу. Она убеждена, что вы невиновны.
– Но что она может о нем знать?
– Она знает вас.
Джеймс Бентли моргнул. Потом недовольно проворчал:
– Ну, знает чуть-чуть, совсем немного.
– Вы вместе работали, да? Случалось вместе обедать?
– Ну… да… раз или два. В кафе «Синяя кошка», очень удобно, оно прямо через дорогу.
– А никогда вместе не прогуливались?
– Вообще-то однажды было. Поднялись на вершину холма, побродили.
Эркюль Пуаро вышел из себя:
– Право же, ну почему я должен это вытягивать из вас клещами? Прогуляться в обществе хорошенькой девушки – разве это преступление? Разве это не естественно? Не приятно? Вас это должно возвышать в собственных глазах!
– Не вижу причины, – сказал Джеймс Бентли.
– В вашем возрасте наслаждаться женским обществом – это вполне естественно и правильно.
– У меня и девушек знакомых почти нет.
– Оно и видно! Но вы должны стыдиться этого, нашли чем бахвалиться! По крайней мере, мисс Уильямс вы знали. Вы с ней работали, разговаривали, иногда вместе обедали, а однажды даже отправились на прогулку по холму. И я говорю вам о ней, а вы даже не помните, как ее зовут!
Джеймс Бентли вспыхнул:
– Видите ли… у меня насчет девушек своего опыта мало. Но ведь она не из тех, кого называют «леди», верно? Нет, очень милая и все такое… но, боюсь, моей маме она бы показалась простоватой.
– Важно то, что думаете о ней вы.
Джеймс Бентли снова вспыхнул.
– Взять ее прическу, – сказал он, – или как она одевается. Мама, конечно, была человеком старых понятий…
Он не договорил.
– Но вам-то мисс Уильямс казалась… как бы лучше сказать… симпатичной?
– Она всегда была очень добрая, – медленно произнес Джеймс Бентли. – Но не совсем… если честно… не совсем меня понимала. Ее мама умерла, когда она была совсем ребенком.
– А потом вы лишились работы, – вступил Пуаро. – Найти другую было не так просто. Однажды вы, если не ошибаюсь, встретились с мисс Уильямс в Бродхинни?
Джеймс Бентли явно смутился.
– Да… да. Она приезжала туда по делу и заранее послала мне открытку. Чтобы я ее встретил. Ума не приложу, зачем ей это понадобилось. Не так уж близко мы были знакомы.
– Но вы с ней встретились?
– Да. Зачем обижать человека?
– И пошли с ней в кино? Или пообедать?
Джеймс Бентли был шокирован.
– Нет, что вы. Ничего такого не было. Мы… просто поговорили на остановке, пока она ждала свой автобус.
– Несчастная девушка, наверное, получила массу удовольствия.
Джеймс Бентли резко бросил:
– У меня совсем не было денег. Вы об этом забываете. Совсем.
– Да, конечно. Ведь это было за несколько дней до убийства миссис Макгинти?
Джеймс Бентли кивнул. Потом неожиданно добавил:
– Да, был понедельник. А ее убили в среду.
– Хочу спросить вас еще кое о чем, мистер Бентли. Миссис Макгинти читала «Санди компэниэн»?
– Да, читала.
– А вы когда-нибудь эту газету открывали?
– Она мне иногда ее предлагала, но я почти всегда отказывался. Моя мама такие газеты не признавала.
– Значит, последний перед ее убийством номер «Санди компэниэн» вы не видели?
– Нет.
– И миссис Макгинти ничего вам о том номере не говорила, о том, что в нем напечатано?
– Говорила, – неожиданно заявил Джеймс Бентли. – Можно сказать, взахлеб.
– О-ля-ля! Говорила, да еще и взахлеб. Что же она говорила? Только потолковее. Это важно.
– Ну, я теперь точно не помню. Там была статья про какое-то старое дело об убийстве. Кажется, дело Крейга… а может, и не Крейга. Во всяком случае, она сказала: кто-то, замешанный в том деле, сейчас живет в Бродхинни. Она прямо захлебывалась. Я даже не понял, почему она так разволновалась.
– А она сказала, кто именно… живет в Бродхинни?
Джеймс Бентли неуверенно ответил:
– По-моему, это женщина, у которой сын пишет пьесы.
– Она назвала ее по фамилии?
– Нет… я… это ведь так давно было…
– Умоляю вас – сосредоточьтесь. Вы ведь хотите вернуться на свободу?
– На свободу? – Бентли даже удивился.
– Да, на свободу.
– Я… ну да, конечно…
– Тогда вспоминайте! Что сказала миссис Макгинти?
– Ну… что-то вроде «вся из себя довольная да гордая. А гордиться особенно и нечем, если все выйдет наружу». И что, мол, по фотографии никогда не скажешь, что это она и есть. Ну, понятное дело, снимок-то совсем старый.
– Но почему вы решили, что речь шла именно о миссис Апуорд?
– Даже не знаю… Откуда-то взялось такое впечатление. Перед этим она говорила о миссис Апуорд… мне было неинтересно, я отвлекся… а потом… вот сейчас пытаюсь вспомнить и не могу точно сказать, о ком шла речь. Миссис Макгинти вообще была болтушкой.
Пуаро вздохнул. Потом сказал:
– Лично я считаю, что речь не шла о миссис Апуорд. Миссис Макгинти имела в виду кого-то другого. Какая нелепость – попасть на виселицу из-за того, что, разговаривая с людьми, ты был невнимателен… А миссис Макгинти рассказывала вам о домах, где она работала, о своих домохозяйках?
– Вообще-то бывало… но спрашивать меня об этом – пустое дело. Вы не хотите понять, месье Пуаро, что я в то время был занят собственной жизнью, собственными проблемами. Я тогда был весь на нервах.